решил обмыть ружье дважды: первый раз сразу, чтобы охота складывалась, а второй – после того, как из этого ружья убьют первую живность. Началу ничто не препятствовало, поэтому Вася пригласил к себе своего друга Додона и еще пару человек из охотников. Заодно к нему навязался капитан-пехотинец из воинской части, расположенной недалеко от деревни, который уже неделю праздновал окончание больших учений. Капитан был полезен тем, что украл (или, как ему казалось, унес) с солдатской кухни много еды и вопрос с закуской разрешился. А с самогоном в деревне вообще проблем не существовало, поэтому к вечеру в субботу все было готово.

Но неожиданно подвел человеческий фактор. Хозяйственному Додону срочно потребовалось ехать ворошить сено, пока стояла теплая, сухая погода, и он соглашался пить только после того, как свое сено переворошит. Таким образом, Додон уехал до вечера. Двое же охотников тем утром тоже воспользовались сухой погодой, но иным образом. Погрузившись в старый «ИЖ-Комби», они поехали за 10 километров по грунтовой дороге, чтобы порыбачить на одном из прудов. Вследствие своей отдаленности от транспортных путей там было мало народу и водилось много рыбы. Нарыбачившись вдоволь, они стали варить на костре уху и пить купленную по такому случаю водку. Так случилось, что в магазине, где они ее покупали, закончились поллитровые бутылки, и они взяли по 0,75 л на брата. Однако 750 грамм вкупе с двумя с половиной тысячами грамм пива, оказавшись в охотничьих брюхах, проявили свою недюжинную силу.

В результате всего этого, по пути домой, охотники уронили свой ижевский Москвич в одну из немногих не успевших высохнуть канав с жидкой грязью, где он так увяз, что вытащить его без посторонней помощи оказалось невозможно. Поскольку посторонних в тех краях не наблюдалось, охотники куковали возле канавы и прибыть на праздник к Васе никак не могли.

Вовремя прибыл только капитан. Он так спешил, что не успел снять военной формы и возвышался над столом в кителе и в фуражке. Увидев запотевшую литровую бутыль самогона, друзья решили, что будет неправильно дожидаться опоздавших. Ружье разместили во главе стола, Вася с капитаном расположились по бокам, напротив друг друга, налили и чокнулись, громко звякнув гранеными стаканами. Процесс пошел.

Несмотря на отсутствие товарищей, застолье проходило веселее, чем обычно. И немудрено: обожавший оружие Вася ликовал появлению ружья, а его новый друг, хотя и спокойно относился к оружию, очень любил выпить и от души радовался домашнему самогону, который отсутствовал в военной части, где он служил.

После того, как приняли по 300 грамм, друзья решили сделать короткую паузу. Воспользовавшись ей, Вася снял ружье с «постамента» и снова стал показывать его капитану. Капитан с видом профессионала еще раз осмотрел ружье и сказал: «Ты знаешь, Вася, мне тут вдруг анекдот детский вспомнился. Нашли Вини-Пух с Пятачком ружье, стали его рассматривать. Пятачок заглянул внутрь ствола, а Вини-Пух в этот момент случайно нажал на курок. Пятачок, получив пулю в лобешник, падает и корчится в агонии. А Вини-Пух смотрит на него и с укоризной говорит: “Меня оглушило, а ты смеешься!”»

Друзья громко захохотали и капитан вежливо, прикладом вперед, передал Васе ружье через стол. Вася потянулся к ружью и схватил его уже нетвердой рукой. В тот же момент он почувствовал, как какая-то мощная неведомая сила внезапно так ударила его в плечо, что под ним опрокинулся стул и он полетел назад и вниз, по приземлении здорово шарахнувшись башкой об обитую досками стену. Оглушенный Вася остался в этом положении, пытаясь прийти в себя и с удивлением наблюдая, как над столом кружится подброшенная в воздух фуражка капитана. Покружившись, фуражка зацепилась за ручку открытого окна, у которого стоял стол, и повисла на ней, залихватски раскачиваясь туда-сюда и как будто говоря: «Эх!!! Вот как мы можем!».

Тут Вася сообразил, что оглушен он не только оттого, что стукнулся головой о стену, но и от сильного грохота. Поднимавшиеся к потолку струйки сизого порохового дыма не оставляли сомнений: прозвучал выстрел, и скорее всего, двойной. «Видимо, капитан, рассматривая ружье, снял его с предохранителя и забыл поставить обратно, а я, когда я брал ружье, схватил его так, что нажал оба курка, – подумал Вася. Уж не прострелил ли я ему фуражку? Очень бодро она летала!»

Кряхтя, Вася поднялся из под стола и внутри у него начало холодеть. Фуражка как раз была цела. Она все еще продолжала весело раскачиваться на ручке форточки. А вот с головой капитана дела обстояли не здорово. Две пули 12-го калибра попали ему в морду на уровне глаз и полностью снесли верхнюю часть черепа. За спиной капитана располагался небольшой иконостас с лампадкой, организованный матерью Васи, который теперь основательно забрызгало капитановыми мозгами с кровью. Особенно досталось иконе Божьей матери с Иисусом на руках. Казалось, в них кинули огромным клубличным тортом со сливками и теперь только маленький Иисус испуганно выглядывал одним глазом из под облепившей их красно-серой массы, а лица Богоматери так и вовсе не было видно. Лампадка, поймав фитилем красно-серую каплю, с шипением потухла.

Васю как будто ударило током. Он открыл рот и стоял, тупо оглядываясь. Почему-то ему хотелось найти верхнюю часть головы, но ее нигде не было видно. Наконец он ее обнаружил – она отлетела в сторону, где стояло ведро со свежими кочанами капусты, и оседлала верхний кочан. Он оказался как бы в головном уборе – типа, коротко стриженной кожаной кепке, а вниз по кочану мелкими струйками стекала кровь. Капитан все еще сидел на стуле, как будто раздумывая, склониться ему вперед или назад, а затем постепенно начал двигаться вперед, все ускоряясь, и рухнул лицом в собственную тарелку с остатками украденной у солдат еды.

Васька заорал и бросился прочь. Он еще не мог поверить в произошедшее и своим криком пытался как будто разорвать ужасную реальность, сбросить этот сон, это наваждение. Ему казалось, что вот сейчас выскочит на улицу, а после заглянет в кухню и вновь увидит перед собой веселого капитана в военном кителе и фуражке, рассказывающего о перипетиях незадачливого пятачка. Однако в кухню он не вернулся, а продолжал мчаться по улице и орать во всю глотку. На его крик стал подтягиваться народ.

Дальнейшая процедура была Ваське уже известна: приехали менты, врачи, «опись-протокол» и т.д. Как и в прошлый раз, он не чувствовал себя виноватым – в конце концов, капитан ведь сам спустил предохранитель. Но перед капитаном вышло как-то неудобно – пригласил человека, а получилась фигня какая-то. «Ничего себе,