– Я серьёзно, Лавр. Мой тебе добрый совет: держись от него подальше.

– Но ведь он же маршал!!!

– А толку-то ему, что он маршал. Ты не представляешь, на каких высотах засели проклятые вредители. А мы уже знаем. В разработке маршал. Поэтому, Лавр – от чистого сердца, ради твоей пользы и по старой дружбе: поехали к прокурору.

Он посмотрел на часы:

– Уже пора. Едем.

…Вопреки опасениям Лавра, беседа оказалась интересной. Конструктивной, можно сказать. Никаких коммюнике, никаких окончательных решений – сговорились, что он составит списки требуемых материалов, подготовит письменные предложения и привезёт бумаги сам. Андрей Януарьевич дал ему карточку с номером особого телефона; сказал, что всех звонящих по этому номеру соединяют с ним без лишних вопросов.

Интерьер кабинета прокурора был тяжёлый, солидный. Тёмная мебель со скромной резьбой, но хорошего дерева; классические картины в рамах; чернильный прибор с гербом без лишних завитушек. Несколько телефонов.

За спиной хозяина – портреты Ленина и Сталина.

В отличие от кабинетов конца XVIII века, в которых довелось бывать Лавру, здесь совсем не было позолоты.

А стул, на который усадили Лавра, поскрипывал! Вот так у нас всегда. Шик, блеск – а хоть одна мелочь, но с брачком-с.

Прокурор описал проблему разоблачения лжецов-подследственных примерно в тех же словах, в каких чуть раньше рассказывал о ней Ветров, а Лавр изложил ему всё то, что сказал Ветрову, добавив подробностей о своей занятости. Про печальные перспективы маршала Тухачевского никто из них упоминать не стал.

Вышинского особо тревожило, насколько можно будет верить показаниям приборов. Ведь на кону судьба человека, а тут – техника. Вдруг случится какой сбой.

– Показания приборов объективны, – возразил Лавр. – Субъективна их оценка. Мне кажется, что важнее – насколько правильно будут поставлены вопросы. Если вы спросите человека, вредитель ли он, – а он, предположим, и в самом деле с вашей точки зрения вредитель, то получите отрицательный ответ, и прибор подтвердит, что человек сказал правду. Почему? Да потому, что сам себя он считает не вредителем, а героем, и физиологические параметры его организма при таком ответе не изменятся.

– Это вы тонко заметили! – воскликнул прокурор. – Надо будет обдумать.

– Вы хотите пресечь попытки вредителей оговорить невиновных людей. Но это с вашей точки зрения они могут быть невиновными. А ему они в его вредительской деятельности вредили. Поэтому, если вы спросите его, вредитель ли, например, конструктор такой-то – он ответит, что да, и прибор подтвердит: он говорит правду.

Лавр плёл словесные кружева на эту тему, надеясь, что сумеет отговорить Вышинского от идеи прибора-лжемера. Не лежала у него почему-то душа к этой работе.

– Самый разительный пример, – сказал он, – даёт нам религия. Совсем недавно, в прошлом веке, за антихристианские речи можно было загреметь на каторгу. И что получилось бы, если бы тогда поймали атеиста, подключили к нашему прибору, и спросили, есть ли бог? Он, конечно, ответил бы, «да, есть», потому что ему неохота на каторгу. И прибор покажет, что он говорит правду!

– Как это? Почему?

– Потому что он знает: бог действительно есть, например, в литературе. О нём написано материальным пером на материальной бумаге! Он есть в культуре народов, в сказаниях и правилах общежития. А также он есть в головах верующих в виде образов, возникающих в их вполне материальных мозгах под воздействием малых электрических импульсов, и на иконах в храмах. И он отвечает, что бог есть, обманывая наш прибор.

Вышинский засмеялся:

– Это какая-то словесная эквилибристика. Бога нет.

– О, да! Как физической сущности или персоны, его нет, но где? – его нет в материальном мире. Ну, так это признают сами церковники! В их текстах записано, что обиталище бога – «иной мир», куда якобы попадают также души людей после их смерти. «Царствие мое не от мира сего», говорил Христос. Доказать, что «тот свет» существует, невозможно в принципе, но нам с вами это не важно. Нам важно, что если вы захотите прищучить на нашем уловителе лжи какого-нибудь епископа, и спросите его, есть ли бог, то он, мысленно добавив к вашему вопросу слова «в реальном мире», ответит, что бога нет, и прибор подтвердит, что он сказал правду. Вы интерпретируете его ответ в том ключе, что он сам атеист, и будете неправы. Он вас просто обманет.

Вышинский и Ветров смеялись.

– Умеешь же ты словами играть! – сказал Ветров.

– Испытай меня на приборе, – усмехнулся Лавр, – и он покажет, что я сказал правду.

– Вы осветили важный вопрос, Лавр Фёдорович, – погрозил пальцем прокурор. – У нас нет опыта применения такого прибора. Надеюсь, когда он будет сделан и утверждён к применению, вы не откажетесь перейти к нам на работу? Будете сами приглядывать, чтобы его правильно эксплуатировали. А? Подумайте об этом.

Лавр закручинился:

– Сначала надо сделать. А потом уже думать об этом.

– Хорошо, готовьте бумаги. Буду ждать.

Прокурор проводил их до двери кабинета, жал руки.

Когда они вышли из здания на улицу, Ветров спросил:

– А хочешь восстановиться на историческом? Кадры решают всё, учит нас товарищ Сталин, а ты – ценный кадр. Только намекни Андрею Януарьичу, он всё для тебя сделает.

– Вряд ли, – усомнился Лавр. – Да и не хочу я уже.

– А восстановиться в комсомоле?

– Брось, не надо!

…Порою ему казалось, что течение жизни подобно стремнине реки: поверхность выглядит мирной и гладкой, но только сунься туда: в глубине текут, сшибаясь и переплетаясь, густые протяжённые струи событий, характеров и судеб. Взбурлит ключ, или пройдёт в неведомой глубине огромная тёмная рыба – всё перемешалось, и неизвестно, чем успокоится. А на поверхности только рябь и пузырьки…

Он, как и многие парни его поколения, восхищается героями Гражданской войны, преклоняется перед могучей фигурой маршала Тухачевского – и вдруг ему говорят, что маршал вредитель, и его со дня на день арес… арест… Не то, что понять, даже выговорить такое трудно. Он-то знает, что всё наоборот. Маршал организует секретные акции, чтобы повысить обороноспособность страны. Какой же он после этого вредитель?

Ох, Ветров! Ну и путаник!

Но течения в глубине! – куда они тащат всю речную живность?..

Зину он после поездки в Муром не видел, хотя её стройконтора была в двух шагах от его дома. Впрочем, сама-то стройка была на Курской. Не стал он ей назначать свидание и после её звонка с описанием паспортных неприятностей из-за имени. Не показалась она ему. У их отношений не было перспектив: связаться всерьёз с девицей такого типа, значило впустую нагородить себе сложностей. Да, смекалка и миловидность были при ней; но так же при ней оставались её необразованность, беспардонность и лень.