– Хлопот? – прошипела Алиса. – Хлопот? Меня едва не убили.

«И ты могла бы избежать этого, потому что корона намного сильнее любого пугала Белой Королевы».

Голос прозвучал еще слабее, как будто Чеширскому было трудно прорваться сквозь возведенный Королевой барьер, как будто он напрягался изо всех сил, чтобы докричаться до Алисы из необозримой дали.

Ей хотелось еще поспорить, но мысль о том, что Чеширский, возможно, прав (а обычно он действительно оказывался в итоге прав), остановила ее. Могла бы она избежать той последней встречи с гоблином, которой так боялась, если бы взяла корону сразу? Она не знала – и уже никогда не узнает наверняка. Чеширский всегда и во всем был уверен, но, похоже, это являлось просто частью его магии.

Возможно, если бы и Алиса была уверена, а не перепугана и нерешительна, она бы тоже могла стать могущественной волшебницей. А может, осталась бы все той же Алисой, какой была всегда, что бы ни происходило с ней или вокруг нее. Никакие изменения не могли изменить самой ее сути, той Алисы, какой она была всегда, в любой ситуации. Любопытная девочка, подружка Дор, или сумасшедшая в лечебнице, или спутница Тесака – в основе их всех скрывалась одна и та же главная, неотъемлемая «алисость».

Есть в этом некая мудрость, думала она, вглядываясь в драгоценный камень в короне, камень, который, казалось, чего-то хотел от нее. Если только она останется Алисой, если не позволит Чеширскому, или Тесаку, или Белой Королеве изменить ее, то с ней все будет в порядке.

Когда она так подумала, корона стала чуть холоднее. Ощущение не было неприятным – Алиса даже решила, будто сделала что-то правильное, что-то, что понравилось короне.

«Понравилось короне? – Алиса покачала головой. – Нет, не короне. Красной Королеве. В этом предмете заключена ее магия, и если я возьму корону и использую ее против Белой Королевы, Красная Королева поможет мне».

И не превратит – на что Алиса очень надеялась – ее в кого-то, кто уже не будет ею. Хотя она почему-то не думала, что эта Королева так поступит. И дело не в том, что волшебство Красной Королевы обязательно хорошее, а Белой Королевы – плохое. Просто сила, текущая в короне, казалась мягче, добрее – продолжая оставаться при этом силой.

Алиса повернулась к лестнице, этой странно тихой лестнице, освещенной мерцающими свечами. Нож, принадлежавший мужу Бриньи, она сжимала в правой руке, корону, принадлежавшую Красной Королеве, – в левой, а посередине была лохматая грязная Алиса. Ни к чему ей быть идеалом волшебника для Чеширского, или идеалом возлюбленной для Тесака, или идеалом дочери для родителей. Ведь она может быть Алисой.

«Кто-о-о?..»

Шепот был мягок и тих, почти что неуловим.

«Кто-о-о-о… ты-ы-ы-ы?»

– Поживем – увидим, не так ли? – ответила Алиса и зашагала по ступенькам.

Она ожидала очередного долгого, утомительного подъема, возможно, с изгибами, поворотами и разными опасностями, но лестница оказалась ужасно обычной, голой и сравнительно короткой. Она выводила к маленькой нише, а из ниши Алиса попала в большую кухню.

В огромном, выложенном кирпичами камине не горел огонь, повар не помешивал суп и не распекал поварят и тех, кому полагается прислуживать за столом. Не было тут ни мальчишек – подручных конюха, шныряющих повсюду в поисках объедков или остатков торта, ни собак, которые вечно проникают в помещение, хотя им это и запрещено, ни суетливых горничных, несущих подносы с чаем, ни камердинеров, пытающихся уговорить этих горничных прогуляться перед сном.

Тут не было никого и ничего – как и следовало ожидать. Когда Алиса с Тесаком вышли из туннеля на равнины, они думали, что их встретят зеленые поля, и фермы, и доброжелательные путники – а ничего этого не было. Когда они вошли в деревню на краю леса, там не было людей, только кукольные домики, расставленные Белой Королевой. Даже сам лес оказался неестественно пуст. Пробираясь через эту мрачную чащу, Алиса не видела ни лисы, ни белки, ни оленя – никого.

Единственным настоящим и живым местом была деревня у подножия горы, но и та медленно умирала. Все, к чему прикасалась Белая Королева, стиралось начисто, становясь пустым и холодным.

«Где же дети?» – подумала Алиса. Что сделала с ними Королева? Найдет ли Алиса хоть кого-то из них живым?

Впервые ей пришло в голову, что, возможно, и нет. Белая Королева могла забирать детей и убивать их, принося в жертву своей магии. А может, они все умерли просто потому, что вокруг Королевы все умирает. Лишь сон, сон о детских криках, разносящихся по замку, заставлял Алису надеяться, что дети были все еще живы. Но, как-никак, этот сон мог оказаться неправдой.

Алиса пересекла кухню, проходя мимо свисающих с крючьев ржавых сковородок и пыльных столов, на которых давным-давно никто не раскатывал тесто для хлеба. Из кухни она вышла в коридор, подумав, что на этот раз для разнообразия знает, куда идти, потому что столовая обычно располагается неподалеку от кухни. Важные особы, живущие во дворцах, таких как этот, любят, чтобы еду им подавали нужной температуры – горячие блюда должны быть горячими, а холодные – холодными.

Столовая – просторное помещение с величественным длинным столом из тяжелого темного дерева, окруженного такими же резными стульями, – оказалась именно там, где ей и полагалось быть. Сиденья стульев были покрыты некогда яркими бархатными чехлами, выцветшими от пыли и времени. Стены украшали затейливые гобелены. Алиса равнодушно скользнула по ним взглядом, но что-то привлекло ее внимание, и она остановилась, чтобы рассмотреть это что-то повнимательнее.

Первая сцена изображала девочку с длинными светлыми волосами в нарядном платье, входящую рука об руку с другой девочкой в кроличью нору. На втором гобелене та же светловолосая девочка была уже одна – и вся в крови. На третьем девушка стояла в белой комнате у зарешеченного окна, глядя на луну.

И так далее, и так далее – все подробности приключений Алисы с Тесаком и без него. Вот она сидит на ладони Судака, вот взбирается на гору, вот убивает гоблина. Вот достает из стены корону, а вот идет через пустую кухню. Алиса добралась до конца галереи, и глаза ее расширились.

На тщательно сотканной картине Алиса смотрела на гобелен. Она видела себя, высокую, худую, грязную, с короной в одной руке и ножом в другой, а позади нее застыла тень, глубокая черная тень, чернее самой ночи.

Алиса резко развернулась, вскинув нож для удара,