чрезвычайно способен на быстрые налеты, на авантюры, на отчаянные предприятия в целях сеяния паники, в целях разрушения ради разрушения. Стало быть, Ленин предвидел мамонтовскую авантюру. Почему, тем не менее, допущена стратегическая ошибка, кто в ней виноват? Такие вопросы мы уже слышали. Мы их сейчас обсуждать не будем. Разберется партия. Мы должны отдавать себе отчет в следующем. Да, Мамонтов пока далеко от нас, каким путем пойдет, куда повернет, каковы его действительные планы, мы не знаем. Но все тыловые части Южного фронта становятся сегодня боевыми! Все организации коммунистов выходят на передний край. Наша задача - выполнить ленинское указание, оно касается нас непосредственно. В борьбе против такого врага необходима военная дисциплина и военная бдительность, доведенные до высших пределов. Прозевать или растеряться - значит потерять все! Кроме того нельзя забывать, что мы находимся в житнице России. Наш святой долг перед родиной - сберечь хлеб. Белогвардейцы гребут пшеницу и отправляют в Англию, но елецкой пшеницы они не получат! Мы должны сочетать обязанности и воина и революционера. В одно мгновение из тыла мы можем стать фронтом. Если это случится, клянемся защищать революцию, будем биться и победим!

По городу уже расползлись слухи, что генерал идет на Москву. Собравшиеся в укоме эту возможность отрицали. Лишь Горшков упрямо твердил, что, будь он сам «по ту сторону», так и поступил бы. Кандюрин возражал, что версия о походе на Москву распространяется лазутчиками белых. Кто-то им уже задержан.

Военспецы тоже разделились. Шилов утверждал, что стратегической целью Мамонтова является Козлов, а затем Тула с ее оружейным заводом. До Москвы конный корпус не дойдет, его остановят, а дезорганизация работы военной промышленности может определить собою перелом в дальнейших событиях.

Эту точку зрения отвергали Одинцов и Алексеев с пехотных курсов. Замеченное движение колонн белых на Козлов и Тамбов - обманный маневр, маскирующий местонахождение главных сил. В северном направлении действуют два-три конные полка, основная масса наверняка держится в районе Новохопёрска - Борисоглебска и вот-вот вступит в борьбу за расширение еще плохо замкнутых «ворот». Там надо ждать мощного удара деникинских армий.

Александр поинтересовался, о каком мощном ударе может идти речь, когда пока что разворачивается наше наступление.

Оно выдохнется, гласил ответ. Резервов не хватит, они будут оттянуты на себя Мамонтовым.

- А быть может, сначала выдохнется не поддержанный с фронта конный корпус?! И сам начнет искать благополучного выхода?

Возмутились даже «неспециалисты».

- Для каждого, кто хоть немного разбирается в военных операциях, - воздел руки Поляков, - очевидно, что прорыв конного корпуса не может иметь задачи, изолированной от общего хода войны! Он не может ограничиваться действиями чисто тактического порядка.

- Ну а если наше наступление все-таки помешает Деникину оказать прорвавшимся поддержку с фронта? - настаивал Александр. - Что Мамонтов предпримет тогда?

- Он попытается прорваться назад, но будет окружен и уничтожен! - крикнул Поляков.

- С помощью резервных частей?

Понятно, куда клонит комиссар - надо, мол, еще более усилить боевую подготовку батальона. Это снова угрожало все той же поляковской идее - бросить батальон на хлебозаготовки - идее, в осуществлении которой он не сегодня завтра рассчитывал достичь успеха, используя старые связи.

Слава богу, военспецы заспорили, всегда ли в американской междоусобной войне громкие прорывы конницы были связаны с операциями на фронтах. Поляков не мог не включиться, распылил свои силы, и Александр ушел из-под огня, но ясно было, что в ближайшем будущем столкновение неизбежно.

Да и сегодня миром не кончилось.

- У нас мало конницы, - сказал Александр. - Революция пролетариата имеет городской характер, а война протекает в сельских местностях. Первая мировая война была окопной, громоздкие тылы, упор на технику, на артиллерию. Гражданская война - война маневренная, требующая конницы. У белых она есть. У нас ее недостаточно.

- Партизанщина! - взвился Поляков. - Вы хотите возврата к давно осужденным методам?

Алексеев презрительно усмехнулся:

- Вы же сами только что объясняли нам, комиссар, что казачество на стороне белого движения. Да и большинство профессиональных кавалеристов принадлежало к привилегированному сословию, так что они тоже там. Кто же сядет на коня по эту сторону? Вы неплохо владеете конем, но вы у нас исключение, а горожанина на коня не посадишь.

Тоном было сказано неприятным, недружелюбным, но делать нечего, Вермишев согласился, что доля правды в словах бывшего полковника есть.

Поляков зарделся, то ли от ярости, то ли от радости.

- Тогда по вашей логике получается, Александр Александрович, что мы в гражданской войне можем и проиграть? Горожанина на коня действительно не посадишь.

- Это тебя, Поляков, не посадишь, - засмеялся Горшков. - А пролетариат, если надо, и на волка сядет! Как Иван-царевич!

Уходили обозленные, друг на друга не глядя.

В дверях укома Алексеев нарочито громко, чтоб Вермишев услышал, предложил партнерам пойти расписать пульку:

- Надеюсь, ужасный запрет на нас не распространяется. Новая педагогика не про нас.

К удивлению Вермишева, Шилов отказался, неловко сославшись на дела. Все равно партнеры восприняли это как демонстрацию.

- По-моему, ваше соображение, что цель Мамонтова - Козлов и Тула, достаточно резонно, - сказал Александр-

Они сидели с Шиловым в штабе вдвоем.

- О, не надо считать меня стратегом. - Шилов, хоть был польщен, не повеселел. - Я интендант, поэтому и подумал сразу о складах Козлова и тульском оружейном заводе.

- И вы допускаете, что он может взять и Козлов и Тулу?

- Увы, допускаю, - почти прошептал Шилов.

Что ж, такую возможность отбрасывать было бы нелепо.

- Как комиссара, - с трудом нашел слова Александр, - меня радует, что вы успехам белого воинства втайне, по-видимому, не сочувствуете. А с месяц назад уверяли меня в своей аполитичности.

Шилов покраснел чуть не до слез, как мальчик, и долго молчал, прежде чем собрался с духом.

- Повторяю и сейчас. Я профессиональный военный, хоть и тыловик. И ничего другого в жизни не умею. И образования у меня нет, кроме военного. И денег у меня никогда не было, кроме жалованья. Когда старую армию распустили, я четыре месяца мыкался. На почте сортировал письма, грузил дрова на вокзале и прочее. А когда объявили: бывшие офицеры, регистрируйтесь, будем создавать новую армию, я и пришел... И еще одно. Не хочу вас обманывать, - тут горло ему сдавил спазм. - В Тульской губернии у меня больная жена и старушка мать.

Вот так. Подумал о складах, подумал о жене и старушке матери. И огорчился.

- Что ж,