Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тп-пру, спокойно! — Лину пришлось ухватить вьючную кобылу за повод.
Хижина пылала.
— Удовлетвор-р-ен, магистр-р-р? — Жрец со звериной грацией развернулся к своим спутникам. Сейчас он и был скорее зверем — вытянувшееся, обросшее шерстью лицо мало отличалось от волчьей морды, пальцы оканчивались длинными изогнутыми когтями.
— В-великое п-пламя… — пробормотал Лин.
Жрец неспешной походкой двинулся обратно. Тело, принимая нормальный облик, исходило бесцветным студнем, целыми кусками опадавшим на землю и растекавшимся по ней лужами воды.
— Не понял, где восторженная встреча? — Собачник перешагнул поваленное дерево. Теперь он уже выглядел как обычно, если не считать промокшей насквозь одежды.
Лин несколько раз хлопнул в ладоши:
— Заслужил! Не думал, что ты в самом деле…э…
— Чудовище? — насмешливо поинтересовался Собачник.
— Владеешь таким необычным хьорхи, — пристыжено сказал Лин.
— Любое хьорхи необычно. Проклятье, опять успели задеть. — Жрец скривился. Через предплечье тянулась черная полоса, вроде тех, что были у него на лице, только тоньше.
Ная с Хоно, как рыбы, открывали и закрывали рты. Хак, вышедший из ступора, сел у ног хозяина.
— Не будит ли слишком невежливым спросить — против кого ты использовал силу в лесу? Я много раз видел такие же, — Лин кивнул на ссохшуюся обочину, — участки неподалеку от наших стоянок.
— Моя способность нуждается в тренировке, — сказал Собачник. — Сегодня прохладно, так что я, с вашего позволения, пойду переоденусь. — Он принялся развязывать тюк со своим багажом.
* * *
Стоянку разбили раньше обычного. Жрец на этот раз не отлучался; выглядел он мрачным и встревоженным.
— Господин Собачник, ты ведь можешь разговаривать с астши, да? — неуверенно спросила Ная. — Отчего умер тот человек в хижине?
«А ведь действительно, он же знает! — с досадой подумал Лин. — Я должен был спросить раньше».
— Кое-как, иногда — могу. Я уж понадеялся, что никто не подумает об этом. — Жрец вздохнул, глубоко затянулся трубкой. — Внутри было трое дорожных надсмотрщиков. Убили их каторжане: а перед смертью продержали в хижине, чтобы астши приросли к ней. Проще говоря — беглецы оставили ловушку, чтобы перегородить дорогу. Все случилось не меньше дюжины дней назад, безумие теней достигло третьей стадии — если бы не я, здесь бы еще долго никто не проехал…
— Вот как, — пробормотал Лин.
— Именно. — Собачник кивнул. — Только в обход, и только те, кто знают, что нужно ехать в обход; а случайные путники — или, к примеру, отряд хьор-гвардейцев, — остались бы на обочине кормить собой волков. Очевидно, в окрестностях что-то затевается…
— Война? — с тревогой и одним лишь мальчишкам понятным восторгам спросил Хоно.
— Надеюсь, до того не дойдет. — Собачник повернулся к нему, затем к Нае. — Но что-то будет. Слишком много накопилось недомолвок и лжи, слишком много происходит подлости и мерзости…
Он еле слышно вздохнул. Тишина, установившаяся после его слов, была тяжелой и недоброй.
* * *
На Валкан опускалась ночь: холодная, сырая. Но в госпитальной палате было тепло. Лампа не горела — стены светились от витиеватого защитного хьорхи.
— Ну, выкладывайте, — сказал, взобравшись на подоконник, капитан Дер Кринби, его единственный глаз смотрел сердито. — Не зря же я возводил тут эту вязь.
Бонар полулежал на койке с довольной ухмылкой; он чувствовал себя намного лучше — и ему было, что рассказать.
— Пока ты копался в архивах и допрашивал полуночников, я тут не терял времени даром, — сказал он. — Кое-что в нашей заварушке не сходится! Младшего Орто убрали так ловко, что до сих пор не ясно, не сам ли он умер; меня убивали осторожно — если бы ты за мной не увязался, лежал бы я на костре и слушал шуточки о том, как подпалили винный погреб.
Дер-Висельник сдержанно улыбнулся, поправив скрывавший шрам платок:
— Кто чем славен…
— А Фаргу Орто убили среди бела дня, — продолжил Бонар. — И притом никто ничего не видел. Якобы. Какие, вообще, факты у нас есть про гибель Фарги?
— Его ударили в лицо, сломав нос и разбив височную кость: нападавший был внушительного роста, — сказал капитан Кринби. — Падая, Фарга разбил еще и затылок, и от травмы вскоре скончался.
— А еще: никто на людной улице не видел, кто его бил, — добавил Бонар. — И наш смотритель не велел мне искать убийцу; и твой командор тоже не назвал это первостепенной задачей. Потому как они оба догадываются… но предпочитают не знать, кто это. И ты тоже. Кого люди охотно не замечают даже среди бела дня? Белого жреца! Особенно, когда у него кулаки в крови… Я бы тоже предпочел его не заметить; но, может, и не надо на него смотреть?
— Трезвость хорошо сказывается на твоих способностях, — сказал Дер Кринби. — Продолжай.
— Слишком много совпадений. Но вокруг жрецов так всегда! — Бонар поднял палец к потолку. — Не сомневаюсь: даже наш Собачник искренне считает себя убийцей. Учитывая возможные сведения от астши насчет смерти Луана, у него был мотив, и сила у него в руках недюжинная безо всякого хьорхи… Но, насколько мне известно — сейчас он неплохо научился себя контролировать; даже лучше, чем… зрячие бойцы. Ты ведь знаешь?..
Дер Кринби оглянулся на защитное хьорхи.
— Будем считать, что мы оба не знаем: командор просил хранить секрет.
Бонар кивнул.
— Я б свиного дерьма плеснул в похлебку твоему командору: но надо отдать ему должное — детские склоки остались в детстве, а друзей он сохранил прежних… Не то, что многие из нас. Он по-своему честный вояка, был и остался. К тому же, известен прецедент суда над Джарой «Поводырем» Баред, когда приговор за убийство — жесточайшее убийство! — был отложен… Собачника ждала бы та же участь; да и удрал он уже, может дальше бежать хоть на Ардж. Какой-нибудь неграмотный глиномес может поверить в то, что Кин Хасо покончил с собой из страха за свою семью перед хьор-командором — а именно в это нас и хотят заставить поверить! — но я не дам за это ломанного гроша. Иргис Саен — не детоубийца. Он ясно отделяет коровью лепешку под подушкой от яда в тарелке, всегда отделял. Я прав, Дер-гьон?
— Я думаю… — протянул капитан Кринби, — что ты думаешь об Иргис-гьоне лучше, чем он сам о себе думает, и, по моему разумению, ты прав.
— Кин Хасо тоже был не понаслышке знаком с командором Саеном. Командора в городе боятся, и правильно делают. Но не настолько, чтобы вешаться… Однако Кин полез в петлю, полез сам: в этом сомнений нет.
Бонар выдержал драматическую паузу; Дер невозмутимо ждал; но, наконец, подался вперед.
— Ну?.. Не тяни!
— Чтобы не протирать зря простынь, я побеседовал тут с доктором, осматривавшим тела — и Кина, и Фарги; и с сестричками, готовившими их к погребению, — сказал Бонар. — Неизвестный в орденском плаще — возможно, том самом! — докинул им деньжат, чтобы с Фаргой все прошло быстро. Док не берется доподлинно утверждать, что раны на голове стали причиной смерти: череп у Фарги был крепкий. Лекарь видал выживших гвардейцев и с худшими травмами кое-какие отметины имел и сам убитый… Фарга был по юности не дурак подраться, и уже то, что его свалили с одного удара, показалось доку странноватым, несмотря на набитый серебром кошель. Сестрички же отметили выступившую из-под ребер печень, позеленевший язык и очень быстрое разложение тела, что тоже показалось им весьма удивительным.