от него пахло, отправляла прямиком в вытрезвитель, а если не пахло, тащила туда же… В годы, приближавшие Некрасова к эмиграции, некоторые его друзья в Москве и в Киеве предали его, шарахались от него, как от чумы. Но он никого никогда не предавал. В 1974 году Некрасов покинул Советский Союз под давлением, которое выдержать редко кто может.

Он родился в Киеве, но часть детства провел в Париже. Он был человеком свободным. Причем не так, как некоторые изображают: подписал какое-то письмо, вышел на демонстрацию, вышел из Союза писателей и освободился. Он был свободен от природы и свободу свою проявлял не для того, чтобы удивить кого-то или поразить своей смелостью, а просто и естественно, как дышал воздухом. В некрологе добавлена и вторая ложка дегтя – что, конечно, все хорошее написано Некрасовым между 46-м и 74-м годами, то есть на родине, а уже после того, иначе ведь и не бывает, ничего интересного он не написал. Я вижу, что некоторым нашим коллегам хочется утвердить мысль, что писатель за границей неизбежно кончается… Я, как и авторы некролога, считаю “В окопах Сталинграда” самой значительной книгой Некрасова. Но это не мешает любить мне и другие его книги, повести, рассказы и путевые очерки, написанные по “обе стороны стены”… Не все издано… А еще один жанр, в книгах не уместившийся, это его беседы, с которыми он регулярно выступал вот здесь, по Радио Свобода. Эти беседы обо всем, вольные, безыскусные, полные юмора или горечи или того и другого, всегда отличались таким обаянием, что не зря знакомые мне москвичи послушать их выезжали за город, где не так досаждают “глушилки”. Нет, писатель Виктор Некрасов не кончился в 74-м году. Он писал до самой смерти и во всех своих книгах оставался самим собой – талантливым, правдивым и честным. А еще он был верным другом, задушевным собеседником, добрым человеком, был одним из тех редчайших людей, кого принято называть совестью народа»[432].

У микрофона РС Владимир Войнович полностью прочитал свой роман «Москва 2042», пьесу «Фиктивный брак», разные рассказы и сказки, которые иногда специально писал для РС.

РС регулярно посвящало свои передачи Иосифу Бродскому, начиная с ленинградского суда над ним. В 1972 году Бродский был фактически выслан из Советского Союза, в 1987 году он получил Нобелевскую премию, пятый в ряду русских писателей и четвертый из них – за книги, запрещенные на его родине. Какое-то время советская пресса об этом молчала, однако благодаря РС и другим иностранным коротковолновым радиостанциям новость просочилась в страну, и в конце концов власти были вынуждены признать факт награждения. На РС Бродский не работал, но регулярно выступал, в том числе с чтением своих стихов.

В марте 1977 года Бродский дает одно из своих первых интервью РС. Программу «Гость недели» ведет Владимир Юрасов. Во вступлении программы Юрасов рассказывает, что Иосиф Бродский живет в США, что в американских и русских зарубежных изданиях печатаются его стихи, эссе, переводы и исследования, что поэт преподает в Мичиганском университете в Анн-Арбор, читает лекции в других университетах и колледжах. Юрасов продолжает: «Недавно один наш сотрудник[433] нью-йоркского отдела РС посетил Бродского в его доме в городе Анн-Арбор, разговорились…»[434]. В интервью РС поэт рассказал о своей работе, об американской поэзии, о Советском Союзе. (Юрасов перечитывает вопросы, заданные Бродскому Джином Сосиным, и некоторые фрагменты разговора, еле слышные на записи. Поэт говорит быстро, отрывочно, образно, иногда вставляя английские выражения.)

«Юрасов: А какое впечатление производят на вас ваши американские студенты?

Бродский: Те, кто приходит ко мне, – они более или менее люди в некотором смысле с подвинутым сознанием, люди, которых интересует поэзия… Я думаю, что жаловаться на них не приходится. Пропорция посредственности и гениальности – она всегда одна и та же…»[435].

Иосиф Бродский ответил на вопрос, отличается ли система американского высшего образования от советской: «Система образования в конечном счете, как и все, есть лишь отражение тех принципов, на которых создано общество. Основная русская идея, что, в общем, мир – сам по себе, то есть он несколько враждебен по отношению к тебе, и единственное такое место, где ты действительно более или менее в безопасности – это твой дом, поэтому русский человек вырабатывает довольно стремительным образом, я бы сказал, какую-то свою модель мира на чрезвычайно раннем этапе своего развития. У русского человека всегда очень сильные strong opinions, у него очень сильные предубеждения и принципы, если угодно, эстетические… Я помню, что когда мне было 20 лет, я знал, что есть гениальная поэзия и что есть не гениальная поэзия… Американская поэзия требует к себе несколько иного отношения, чем русская. И это совершенно не потому, что я, в конечном счете, иностранец в Америке… Здесь несколько иная традиция, потому что в России мы все-таки все помним, на нас производят впечатление строчки, пластика, в то время как в американской поэзии главную роль играет даже не столько пластика самая, сколько содержание. Форма в американской поэзии играет несколько второстепенную роль…».

В заключение своего интервью Бродский обращается к аудитории РС: «Что я могу сказать русскому народу? Терпимости… Вот что может единственное его спасти… Пропаганда насилия, чьей-то правоты и чьей-то неправоты – это чудовищная вещь… И когда говорят, что одна система лучше другой системы, – это сеет довольно скверные зерна…»[436]. В программах РС Бродский читает свои стихи и статьи, рассуждает о современной литературе изгнания.

Отдельно можно выделить беседы о литературе Иосифа Бродского и Сергея Довлатова. В 1986 году для аналитической программы «Культура, судьбы, время» Довлатов берет интервью у Бродского о его новой книге статей и эссе «Меньше, чем единица», в котором важное место отводится рассказу Бродского о переводе собственных произведений.

Фрагмент интервью. «Бродский: В общем, это книга прозы – не в том смысле, что это роман или сборник рассказов. Это сборник, как это называется по-английски и все чаще и чаще встречается по-русски, – сборник эссе. То есть, проще сказать, это размышления в прозе «о», «взгляд и нечто», если угодно. Разумеется, на какую-то определенную тему. Это довольно толстая книжка, мне даже есть чем похвастаться: в ней пятьсот страниц, пятьсот одна. То есть как у взрослого, как у большого человека. Эта книга не написана от начала до конца, эта книга из статей, написанных в самое разное время. Преимущественно по-английски. Хотя там есть несколько статей, переведенных с русского на английский. Предметом этих статей, эссе, сочинений, пользуясь гимназическим языком, являются самые разные вещи. То есть,