тут совершенно уместна. Страшное учреждение, согласен. Однако не всесильное… У Гладилина агенты КГБ – простые люди, только беспринципные, хитрые и злые. Злоба-то и создает видимость мощи. Пересказывать роман Гладилина не хватает времени и места. Говорят, он уже циркулирует по Москве и Ленинграду. Скажу лишь одно: тема книги – игра, знакомая и очень русская традиция… Итак, первый роман об ипподроме – о бегах, на советском материале, роман о неудержимой страсти, которая заводит героев так далеко. Роман поучительный и веселый»[441].

Анатолий Гладилин[442], эмигрировав в 1976 году, начал работать в парижском бюро РС, где продолжал выступать вплоть до 1986 года. Эмигрантскую жизнь Анатолий Гладилин описал в автобиографическом романе «Меня убил скотина Пелл»[443], где довольно язвительно описывается Русская служба РС и внутренние отношения эмигрантов третьей волны. Сотрудники РС Виктор Некрасов, Александр Галич, Василий Аксенов присутствуют на страницах книги под своими именами, прототипы многих зашифрованных героев угадываются. Однако сюжетная линия главного героя в значительной мере остается плодом авторской фантазии.

В 1989 году Сергей Довлатов в литературной программе «Экслибрис» говорит о книге авторов РС, писателей, соавторов, живущих в Нью-Йорке, Петра Вайля и Александра Гениса: «Много лет назад окончив среднюю школу, Вайль и Генис решили сейчас перечитать ту русскую классику, которая входит в обязательные школьные программы. И высказаться об этих произведениях с дистанции прожитых лет. Озаглавили они свое исследование “Родная речь”, а что́ это – модернизированный учебник, популярное литературоведение, исторический труд или хорошая эссеистика, судите сами»[444]. Затем в программе звучит авторское чтение главы «Печоринская ересь» из книги «Родная речь» (к тому времени еще не опубликованной).

Впоследствии Вайль и Генис будут неоднократно вспоминать Довлатова в своей прозе и беседах на РС. Вайль в эссе «Без Довлатова» пишет: «С его появлением в редакции день получал катализатор: язвительность, злословие, остроумие, едкость, веселье, хулу, похвалу…[445]. Манера Довлатова писать так просто, как будто он говорит, отчасти связана с тем, что это писалось для радио. Он всегда проверял тексты «на голос», когда готовился к микрофону. Александр Генис пишет: «В прозе Довлатова лучше всего слышен тот голос, который пробивается без помехи. Неудивительно, что Сергей оказался на “Свободе”… Работу на радио он упорно считал халтурой, и в “Филиале” изобразил нашу редакцию скопищем монстров»[446]. В «Филиале» за зашифрованными героями угадываются выступавшие на РС писатели: Андрей Синявский, превращенный в прозаика Белякова, Виктор Некрасов, изображенный пожилым писателем Панаевым, автором романа «Победа», писатель Юз Алешковский в Юзовском. В 1990 году, когда умер Сергей Довлатов, Александр Генис и Петр Вайль посвящают его памяти специальный выпуск программы «Экслибрис»: «Генис: Тексты Довлатова отличает ощущение полной достоверности, фактографичности, документальности. При всем этом нет никакого сомнения, что довлатовские сочинения – не записные книжки. Здесь заключено противоречие, основной парадокс Довлатова. Тот самый парадокс, который и скрывает существующую загадку, тенденцию, ради которой пишет автор…

Вайль: Считать, что Довлатов лишь следует за потоком жизни, столь же просто, сколь и непростительно. Его проза придумана и сконструирована от самого начала и до самого конца. Его тексты, воспринимающиеся как куски жизни, в самом высоком художническом смысле искусственны – от идейной сверхзадачи до языка, который при всей кажущейся естественности тоже отнюдь не записан, а сконструирован…»[447].

Образ Запада в СССР

Образ Запада – подлинный и ложный, официозный и истинный, а также образ эмигрантов и отношение к их книгам в СССР – темы, которые долгие годы занимали авторов Свободы.

В 1975 году в Нью-Йорке Александр Галич дает интервью Владимиру Юрасову для информационно-публицистической программы «О чем спорят, говорят», где делится своими впечатлениями от Америки и говорит об образе Запада в СССР: «Пожалуй, самое главное и самое удивительное впечатление, несмотря на то что я читал книгу Ильфа и Петрова, это “Одноэтажная Америка”… Вот Манхэттен немножко отдаленно похож на ту Америку, которую мы себе представляем по фильмам, по книгам. А вся остальная Америка – она значительно прекраснее, я бы сказал – естественнее. Вот эти все ощущения, что это огромные дома, нависшие над узкими улицами, где текут потоки машин и бегут несчастные, замученные капитализмом люди, – все это не так, все это совершенно по-другому. Должен сказать, что Америка – в ней есть много детского. Я думаю, это еще одно из главных ощущений, которое у меня создалось от Америки. Это, пожалуй, первая в мире страна и, может быть, единственная, которая, несмотря на все свои расовые проблемы, сумела создать из десятков наций американца. Вот я встречаю разных людей, разных национальностей. И они американцы, понимаете. В то время как, скажем, в стране, которая называет себя Советский Союз и говорит, что вот есть советские люди, это все неправда, потому что там очень точно наблюдается национальная принадлежность, очень точно наблюдается разница в культурах, во всем быте, во всем человеческом строе, во всех условиях, принципах, отношении к существованию…

И я видел здесь, как отношение к существованию стало единым. То есть здесь люди, которых можно назвать американцами. Мне выпало великое счастье – я имел несколько концертов среди представителей русских, живущих в Америке. И я понимал, что я выступаю перед американцами, но сохранившими интерес к русской культуре и языку. И это им не мешает быть американцами, это ничуть не нарушает статуса в этой стране. Они граждане этой страны… Я думаю, что мы, приехавшие, с нашей советской нетерпимостью, воспитанные в условиях знаменитой формулы “тот, кто поет сегодня не с нами, тот поет против нас”… даже петь не с нами нельзя – уже против нас… мы должны обязательно, для того чтобы Запад нас услышал, для того чтобы Америка нас услышала, чтобы она не отвернулась от нас, мы должны научиться с нею разговаривать, мы должны отбросить нашу партийную нетерпимость… Потому что в принципе в основах нравственности, добра, чести, правды они с нами согласны. И поэтому мы должны искать все возможные пути сближения… Вы знаете, я вам должен сказать честно. Если говорить о внутреннем удовлетворении от этой поездки, то я ей чрезвычайно удовлетворен… Потому, что мне показалось, что мне удалось разговаривать и найти какой-то общий ключ к разговору с американцами, который они понимали. Потому, что самое главное для людей с Запада понять, как мы живем, не как нас сажают в тюрьма и психушки, не как нас выгоняют с работы, а как мы живем повседневно. Важнее всего рассказать, чтобы они поняли, что это значит: ежедневная жизнь в условиях жесточайшей диктатуры…»[448].

Газета «Правда» подробно обсуждала