— Я — Питер Боул, а это моя сестра Милли. И если ты станешь к ней приставать, то я оторву тебе башку, кто бы ты ни был, о’кей?

Митя представился Энрике из Альмерии.

Амбал поднялся из-за стола и скрылся где-то в недрах бара.

Митя и Милли остались вдвоем.

— Тебя зовут Милли? — спросил он.

Та расхохоталась:

— Вовсе нет! Меня зовут Пэг.

— И он тебе не брат? — вдруг по наитию спросил Митя.

— Нет! — взвизгнула девочка, радуясь как ребенок этой игре в угадайки.

— И ты здесь работаешь? — захотел определить ее статус Митя, чтобы знать, как вести себя с ней.

— Нет! — снова взвизгнула она. И вдруг сказала:

— А ты старый…

Митя поежился: вот так вопросы задают ему юные существа! А ведь сегодня утром он выглядел много моложе, чем обычно.

…Вот и пришло то, чего он так боялся!.. Что, казалось, минует его почему-то…

— Я тебе не нравлюсь?

— Мне тебя жалко, — снова сказала Пег.

— Почему? — горестно удивился Митя.

— Не знаю. Ты, наверное, одинокий, и у тебя никого нет.

Митя поразился простоте и прямоте «диагноза», но не стал сдаваться. Это было не в его правилах. Он лукаво, как только мог, улыбнулся и, подняв бокал, сказал:

— Я завтра улетаю отсюда навсегда, а сегодня хочу нравиться тебе.

Девочка засмеялась смущенно.

— Ты мне понравился с самого начала. Я подсматривала за тобой. Ты выглядел таким одиноким.

Этот подросток, девочка, похожая на его дочку, своим тоненьким пальчиком надавила на больные места.

А Пэг меж тем болтала:

— Оскар хотел тебя выкинуть. Я не разрешила. Он назвал тебя липучкой, а я говорила, что ты хороший. Они потом поверили и, видишь, выпустили меня.

— Кто они? — спросил Митя, ошеломленный этой искренностью.

— Оскар и отец.

— Мрачный хозяин — твой отец? — уточнил Митя.

Пэг обиделась:

— Он не мрачный. Он болен. У него язва. А Оскар служит у него.

— Ты, наверное, учишься в школе? — обреченно спросил Митя.

— Конечно! — воскликнула Пэг. — И она мне так надоела! Мама моя умерла давно, и папа меня воспитывает и воспитывает, но не умеет это делать. А твоя дочка, — вдруг прервала она себя, — она правда похожа на меня?

— Нет, — устало сказал Митя, — у меня вообще нет дочери (он забыл про Анну…), у меня два маленьких сына, и я не испанец, а русский. Только ты не говори отцу и Оскару сейчас. Потом, когда я уйду.

— Ты уйдешь? — спросила Пэг огорченно. — Но мне с тобой интересно. Я тоже пойду с тобой. Я не была знакома ни с одним русским…

— Ну вот теперь знакома, — усмехнулся Митя.

— А как тебя зовут? — спросила Пэг с интересом. — Только правду.

— Дмитрий, Митя, — назвался он.

— О, как трудно, — протянула Пэг, — подожди, Ми-ить-я, я возьму вино, хорошее, испанское, настоящее.

Она побежала куда-то в коридор и вернулась уже в курточке и с пакетом. Подошла к стойке и что-то сказала отцу, он ответил, она рассмеялась, поцеловала его в щеку и подошла к Мите.

— Пойдем, — сказал она, потянув его за руку, — мне разрешили.

Они вышли из бара, и оказалось, что уже наступил вечер. Или ночь?! Митя впервые за сегодня ощутил дрожь, взглянув на светящийся циферблат…Боже! Ему думалось, что впереди — уйма времени, а оказалось, что все оно — позади.

Девять вечера, и в присутствии уже никого не должно быть.

…А что, если кинуться туда? Он чуть не рассмеялся. К кому он придет? Там уже звон по всем округам. И Нэля знает, что он пропал. И Виктор Венедиктович. И «птица» важная…

Он погиб. И из-за чего? Не из-за чего. Просто так.

Рядом шла Пэг, непривычно молчащая.

За ними наверняка тащится этот Оскар, и стоит Мите только ближе подойти к девочке, как тот убьет его и «до свидания» не скажет.

Митя повернулся к Пэг и коснулся губами ее ароматной щечки.

— Прощай, ласточка… — сказал он, — я погиб. Вспоминай меня иногда. Может, мне будет там легче…

— Где? — тихо и испуганно спросила она.

Уголки рта ее опустились, придавая личику взрослость.

— Там, — ответил неопределенно Митя, зная где… — В Москве. Без работы. С семьей с женой и тремя детьми… Да нет. Скорее так: без жены и без детей…

Пэг вдруг схватила его за куртку и притянула к себе, прижалась губами к его губам.

Он хотел сказать: не надо… Но человек слаб, а Митя тем более, и они стали целоваться с Пэг как безумные, стоя на нью-йоркской улице.

Когда они оторвались друг от друга, Митя отметил, что никакого Оскара вблизи нет…

…Уехать с ней в какую-нибудь гостиницу? И провести свою последнюю ночь в Нью-Йорке в объятиях этой девочки. Он уже не был уверен, что она — девочка. Она поедет с ним, он это чувствовал.

Но порыв прошел, и накатила страшная, неимоверная усталость, и начал подкрадываться ужас содеянного. Митя встряхнул головой, отводя наваждение.

— Прощай, Пэг. Я люблю тебя, — сказал он, погладив ее по волосам. — Я тебя буду помнить.

— Я тоже, — ответила она, — а ты приедешь хоть когда-нибудь?

— Обязательно! — ответил он совершенно искренне, зная, что не раз в своих мечтах ТАМ он будет возвращаться на эту улицу, к Пэг.

— Уходи, — сказал он. — Уходи.

Она послушно отошла от него и пошла, опустив голову, медленно, но упорно. Вот уже скрылась за углом. Нет ее…

Митя открыл дверь в квартиру и сразу увидел Нэлю. Она сидела на их большом белом кожаном диване, — маленькая, с огромным животом, в домашнем платье, бледная синюшной бледностью.

— Вот и он, — с усмешкой сказала она кому-то, повернув голову — я же говорила, что он жив. С ним случаются другие вещи.

Митя медленно вошел в гостиную.

Там, куда обращалась Нэля, сидел Виктор Венедиктович, как всегда, с иголочки одетый, причесанный волосок к волоску, но с каким-то потускневшим лицом, — с этим выражением он, видимо, не смог справиться.

— А мне все твердят, — счастливица, — сказала она ядовито, — вот, убедитесь.

Она подошла к Мите, как-то непонятно посмотрела на него и скрылась в спальне.

Митя молча сел напротив В.В. за журнальный столик.

На нем стояли бокалы с коктейлями и фрукты. Значит, несмотря ни на что, Нэля «принимала» В.В.

— Что с вами, Митя? — спросил тот упавшим до шепота голосом.