по отношению же к Марушке он не может себе этого позволить. Ведь она как-никак образованный человек. Мастер Подепршел родом из Валашского края, и это чувствуется по его произношению. Он надевает очки, проводит рукой по жидким волосам и, откашлявшись, говорит:

— Чтобы вам долго не объяснять…

Челноки молниеносно летают по прямой туда-сюда, туда-сюда…

От низких станков прибежала Аничка посмотреть, как идут дела у Марушки.

— Ты что, не знаешь, где твое место? — закричал на нее Подепршел. — Что глазеешь? Марш на свое рабочее место!

За его спиной Аничка скорчила рожицу. Вот тебе, получай! Затем она возвратилась к своим четырем станкам, но тут же позвала наладчика.

— Крупица что-то зачастил к ней! — пробурчал мастер Хац, но потом замолчал. Аничка и этот парень влюблены друг в друга. Что с ними сделаешь?! Молодость есть молодость… Он грустно покачал седой головой.

Через широкое окно цеха Марушка видит русло реки Свратки и на другом берегу дом Климовых. Как это близко! Достаточно перейти реку и сразу очутишься на фабрике! Пальцы проворно работают, а мозг ищет, анализирует, подсчитывает и комбинирует.

— Удивляюсь, зачем эта Кудержикова пришла сюда работать? — бормочет мастер Хац и поглядывает на Марушку. — Девушка с дипломом…

В перерыве все выбегают из цеха во двор и садятся на траву в тени старой березы.

— Может, ей лучше было бы работать где-нибудь в канцелярии? — спрашивают девушки.

Марушка только посмеивается и качает головой. Она вообще не может представить себя в качестве служащей. Она бы не выдержала в канцелярии. С детства она всегда была связана с активным трудом, плоды которого можно видеть, потрогать руками.

— Зачем же ты тогда училась?

Но как им это объяснить?

Вскоре она приспособилась, освоилась, подружилась с молодыми ткачихами. Научилась и прерывать работу, не вызывая подозрений. Достаточно всунуть в челнок едва заметную щепку, и нить порвется.

— Посмотри, как у Анички хорошо получается! — говорил ей наладчик, спеша на помощь. — Учись у нее работать.

Но через мгновение и Аничкины станки остановились. Затем то те самое произошло и с другими станками. Мастер подходил к каждой работнице, чтобы научить ее устранять неполадки на тот случай, если всех мужчин мобилизуют в армию.

— Или если я умру, — добавляет он всякий раз с грустным лицом.

Однако девушки знают, что в действительности он их учит тому, как вызывать неполадки в работе станка, и с готовностью пользуются представляющейся возможностью.

— Идите сюда, девчата! — слышит однажды Марушка в грохоте станков. — Я что-то нашла!

Глазастая работница машет листком бумаги. Весь цех сбегается к ней.

— «Война с гитлеровской Германией вступает в решающий этап, — читает работница громко, чтобы все слышали. — Первоначальный план молниеносной войны Гитлера против Советской России сорван…»

Девчата удивленно слушают.

— «Территория Чехословацкой республики является для Гитлера важным тылом. И здесь — главное место нашей борьбы, здесь мы должны внести свой основной вклад в общее дело разгрома кровавой гитлеровской бестии».

Но это была не единственная листовка. Еще одну работницы нашли в раздевалке. Подобную же листовку обнаружил в своем сапоге и грузчик.

— Боже мой! Гестапо! Нас всех арестуют! — выкрикивал он, бегая из угла в угол, как перепуганная курица. — Будьте разумны, люди!

— Будьте разумны, — убеждал их и управляющий, когда листовка попала ему в руки. Он сразу же дал команду прекратить работу и собрал всех работниц. — Вы хорошо знаете, что за подобные дела серьезно наказывают. Это подрывная деятельность. А за нее в лучшем случае — тюрьма, а в худшем… — Он провел рукой по шее. — Вы все — молодые девушки, вся жизнь у вас впереди. Этим вы никому не поможете, напротив, навлечете несчастье на себя и на других.

— Листовки — это только начало, — говорила Марушка Аничке. — Их пишут для того, чтобы люди знали, что идет борьба. Это их будет вдохновлять.

Ночами она продолжала печатать листовки с призывами и распространяла их на улицах, в поезде, расклеивала на телеграфных столбах, заборах и на стенах домов. Днем работала на двух высоких ткацких станках у окна и, измеряя взглядом расстояние между рекой и фабрикой, обдумывала план действий.

Стояла холодная летняя ночь. В такие ночи земля быстро остывает в предчувствии приближающейся осени. Марушка с Ольдой переходили вброд реку напротив задней части фабрики. Они выбрали сегодняшнюю ночь потому, что плохая погода загнала всех домой, подальше от темной реки, от которой тянуло холодом и сыростью. Из камыша раздавалось кваканье лягушки, где-то вдали ей отвечала другая. Больше никаких звуков не было слышно.

Они вылезли на берег и направились к темному зданию. Их окружала кромешная тьма. Возможно, где-то в кустах или за стеной склада их подкарауливала смерть, таящаяся в дуле пистолета охранника. Их судьба зависела от случая.

Ольда остановился. Дальше Марушка пошла одна. Некоторое время он слышал глухой шум ее шагов, потом все стихло. Тишина, которая окружила его, сделалась зловещей и угрожающей. Возле его головы пролетела бабочка, и он услышал, как она упала на воду. С другого берега до его слуха донесся шум. Может быть, кто-то тонет? Он попытался рассмотреть что-нибудь сквозь густую тьму, разорванную блестящим потоком реки. Ему почудилось, что он находится на незнакомом месте, возможно, в чужой стране или на другой, далекой планете, заселенной таинственными существами, которые общаются друг с другом и двигаются с помощью звуковых волн.

Он посмотрел в сторону фабрики. Почему там тихо? Уже пора взметнуться пламени, ведь склад находится в задней части фабрики. Может быть, Марушку схватили? Но в этом случае он должен был услышать свист, крик, выстрелы… Или он от этой страшной тишины оглох? А может быть, ее уже нет в живых, ее застрелили? Поэтому такая тьма, холод и сырость…

— Скорее отсюда!

Что это? Закричала ночная птица или ему это послышалось?

— Слышишь? Что с тобой?

Марушка тащит Ольду к реке торопливо, безмолвно, суматошно. Он безропотно позволяет тянуть себя, а губы, онемевшие от холода и переживаний, лишь шепчут:

— Почему не горит? Почему ничего не горит?

31

У Любы сжимается сердце при взгляде на этого худого, бедно одетого молодого человека. Ей стыдно за то, что она получает несколько сот крон в месяц, стыдно за его костюм, перешитый из отцовского, стыдно за то, что она живет сытно и беззаботно рядом с этим мужчиной, истощенным от голода, усталости и недосыпания.

Стоит прекрасная летняя погода. Воскресенье. Небо такое ослепительно голубое и чистое, что даже не хочется верить, что где-то неподалеку тянутся по нему зловещие стаи самолетов со смертоносным грузом, который каждую минуту может быть сброшен