– Вероятно, это лакеи гостей, приглашенных к мадам Бонапарт, – отвечал аббат, стоя уже на лестнице.

Кожоль слышал, как аббат сошел по лестнице и отворил ключом дверь, ведшую на улицу.

«Ну-с! – подумал он. – А у меня все-таки нет огня… Да теперь и не время спрашивать его у хозяина гостиницы, будить его… Теперь два часа утра… Ну, я найду постель ощупью… Да и не особенно хочется мне спать. Мой разговор с аббатом разжег смертельные муки в моей душе… Ах!.. Мне нужно развеяться».

И, мечтая о сильных ощущениях, Пьер отворил дверь в свою комнату, не подозревая, что его там ожидало.

Едва он переступил порог, как чьи-то сильные руки схватили его и быстро вставили в рот кляп.

Это внезапное нападение на Кожоля было настолько быстрым, ловким и согласным, что Пьеру некогда было опомниться. В одну секунду его скрутили по рукам и ногам с проворством, изобличавшим большой навык в подобного рода делах.

Парализованный, он был снесен на кровать и оставлен там.

Все произошло в глубоком молчании и непроницаемом мраке. Внезапно мелькнул луч света от тусклого фонаря, открытого одним из ночных посетителей, и Кожоль смог оглядеться. Мерцающий свет обрисовал неясные силуэты, скользившие по комнате без малейшего шороха, как будто люди ступали босыми ногами.

После минутного замешательства к Кожоль вернулись беззаботность и мужество, выручавшие его в самые критические минуты. Он тотчас сообразил, что враг должен был пробраться в комнату через окно, оставленное им распахнутым настежь, когда он переходил с балкона на балкон к своему соседу аббату. С улицы легко было забросить в первый этаж, не сильно возвышавшийся над землей, крюки веревочной лестницы, висевшей теперь на железных шестах решетки его балкона.

Тогда он припомнил людей, сновавших по улице перед уходом аббата, принявшего их за лакеев гостей госпожи Бонапарт. Эти люди прикрывали своих товарищей, ожидавших возвращения графа в его комнату.

Незнакомцы, которых Пьер неясно различал при скудном свете фонаря, собирали и паковали вещи графа, а потом передавали в окно своим соучастникам, взобравшимся на лестницу. Кожоль видел, что таким образом спровадили и чемоданы Ивона Бералека, захваченные им из гостиницы «Страус».

Веревки и кляп не могли помешать течению мыслей молодого человека, которые в настоящую минуту были деятельны и не лишены остроумия: «Фабрикация адской машины, революционные заговоры, ночные нападения – всего здесь вдоволь. А! Вот так дом, полностью оправдывающий свою вывеску: отель „Спокойствия“. Особенно ночи – уж так-то мирны в этом здании, где комнаты вдруг наполняются целым легионом посетителей, связывающих постояльцев. Я, сейчас только желавший самых бурных развлечений, думаю, теперь получу их сполна».

Видя, как его чемоданы исчезали за окном, Кожоль продолжал свои размышления. «Видно, что в моем положении виновата не политика. Просто-напросто я имею дело с шайкой смелых воров, которым любезная снисходительность полицейского префекта, Лекарлье, дозволяет мирно вершить свой промысел». И он пришел к следующему соображению: «Когда мошенники соберут все мои вещи, они преспокойно улизнут, оставив меня на кровати и предоставив первому вошедшему благодетелю распутывать мои веревки».

Но, кажется, Кожоль ошибался, потому что, покончив с вещами, разбойники, вместо того чтоб уйти, встали, не двигаясь.

«Чего же им еще надо, чтоб убраться отсюда?» – думал граф.

В окно по пояс всунулся человек, взобравшийся по веревочной лестнице, и подал находившимся в комнате какой-то сверток.

«Что бы это могло быть?» – гадал Пьер, уставившись на сверток, который развернули, как материю. Граф сообразил моментально: «Мешок! Неужели эти негодяи воображают, что найдут в моих карманах достаточно золота, чтоб наполнить такой огромный мешок?»

Толпа приблизилась к постели.

– Помогите гражданину войти в его персональный экипаж! – сказал насмешливый голос.

Веревочные путы не позволяли Кожолю сделать ни малейшего движения, и в одну минуту он был замотан в кокон из крепкой парусины.

Его приподняли, и он понял, что спускается через окно на улицу. Внизу носильщики приняли груз и отправились в дорогу. Через десять минут остановились, чтобы положить мешок на какую-то поверхность, судя по всему, деревянную.

«Они положили меня на пол, неужто мы приехали?» – думал Пьер.

Но движение тотчас же возобновилось, и пленный догадался, что его положили на телегу, чувствуя сотрясение и различая стук лошадиных подков о мостовую.

Телега катилась несколько часов, в течение которых задыхавшийся Кожоль напрасно искал причины и цели такого путешествия. Пьеру вспомнился несчастный, которого переносили в мешке в тот вечер, когда состоялось рандеву в Люксембурге.

«А я тогда еще смеялся над этим человеком, которого тащили как мешок с картофелем!.. Сдается мне, что и я теперь разыгрываю роль этого овоща. Неужели и я попал в руки так называемого Точильщика? Не хочет ли он меня допросить о чем-нибудь, как того несносного плаксу, которому я не хотел помочь?.. И как подумаешь, что в тот вечер я жаждал знакомства с Точильщиком!»

Как видно, это приключение не лишило молодого человека веселости. Чуждый страху, он находил забавную сторону в своем положении. «Надо думать, что мне покровительствует какая-нибудь добрая волшебница, готовая в одну минуту исполнить все мои прихоти. Хотелось сильного разгула, и слава богу! Кажется, случай представляется. В тот вечер любопытно было познакомиться с Точильщиком, и мне сдается, по всем признакам, что я теперь отправляюсь с визитом к этому отличному господину… Решительно все мне удается… стоит только пожелать – и по щучьему веленью… Вот, например, очень бы хотелось избавиться от этого кляпа, который немножко душит меня».

Как будто и в самом деле фея подслушала его мысли: телега остановилась в ту самую минуту, когда Кожоль захотел, чтоб вынули кляп. Один из людей открыл мешок, высвободил из него голову пленного и вытащил у него тряпку изо рта.

– Уф! – произнес Пьер, жадно вдыхая воздух.

– Гражданин, – сказал незнакомец, – вы даете честное слово, что не попытаетесь звать на помощь и ничем не выдадите себя во время дальнейшего путешествия?

– Что же вы предложите мне взамен моего обещания?

– Освободить вас от кляпа и веревок.

– Хорошо! Даю.

Но Кожоль вдруг о чем-то спохватился.

– Поймем друг друга верно. Я обещаю не звать на помощь, но отнюдь не обязуюсь не убегать.

– О, что касается этого, то мушкетная пуля быстро догонит вас.

– Это ваше право, – отвечал граф спокойно.

– Мы ограничимся тем, что наденем вам на глаза повязку до конца путешествия.

– До конца путешествия! Разве мы не приехали?

– Мы достигнем цели нашей поездки только в следующую ночь, – сказал человек, казавшийся начальником конвоя.