– Откройте страницу семьдесят четыре, – скомандовала Квик, агрессивно расчесывая шею.

Я не стала прекословить. Сидя в том самом кабинете Скелтоновского института, где был неважный вид из окна, я желала, чтобы Квик ушла и дала мне возможность в одиночестве рассматривать мое (ну, почти мое) имя на странице журнала. Но Квик и не думала уходить, так что мне пришлось попридержать то цунами звука, которым я жаждала огласить всю площадь, – вопль удовлетворения столь громкий, что мог бы долететь и до крыш домов где-нибудь на побережье в графстве Кент. Сверху имя отца – Оделл Бастьен, снизу рассказ дочери. Я готова была поклясться, что в следующий раз мягкий знак будет на своем законном месте. Но сейчас меня устраивал статус-кво. По крайней мере, слова уж точно были моими.

Квик улыбалась, и эта улыбка совершенно преобразила ее худое лицо: оно выглядело ликующим, молодым, сияющим от удовольствия. В тот день Квик была одета в слегка расклешенные темно-зеленые брюки и шелковую блузку с большим бантом на вороте, в согласии со временем года украшенную повторяющимся узором из коричневых листьев. Я заметила, что материя слегка обвисла у нее на бедрах; она заметно похудела.

– Это отличный рассказ, – сказала Квик, – вот я и отправила его в редакцию. Я вам даже гонорар организовала. Тридцать фунтов.

– Тридцать фунтов?

– Надеюсь, это вас устроит. Вы ведь не возражаете против того, что я проявила инициативу?

– Да я даже не знаю, как вас благодарить. Спасибо вам!

Квик со смехом села напротив меня, порылась в кармане брюк, прикурила и глубоко вдохнула.

– Не стоит благодарности, – сказала она. – Рассказ потрясающий. Вы взяли за основу какое-то из происшествий в «Дольчиз»?

– Что-то вроде того.

Она пристально взглянула на меня.

– И каково это – стать издаваемым писателем?

Я снова посмотрела на страницу журнала; чернила, которые нельзя было стереть, обманчивое постоянство бумаги. Я впала в экзальтацию, почувствовав, что мой разум – собор, и существует паства, желающая припасть к моему алтарю.

– Невероятно, – пролепетала я.

– Думаю, вам стоит писать еще, – посоветовала Квик. – Продолжайте. Похоже, у вас получается.

– Я буду. Спасибо вам, спасибо еще раз.

Квик направилась к окну с сигаретой в руке и посмотрела вниз, на закоулок, где собирались курильщики. Я и представить себе не могла, чтобы она вдруг оказалась среди них – райским птицам не место среди канареек.

– А вы бы мне позволили взглянуть на текст, – спросила она, – если бы знали, как я с ним поступлю?

– Я не знаю, – призналась я. Кстати, хороший вопрос.

– Мне было бы любопытно это выяснить. Так или иначе, вид из окна ужасен. Это Памела выбрала для вас такой кабинет? Мы могли бы найти для вас кое-что получше.

– Мне и здесь хорошо, спасибо. Более удачный вид мог бы отвлечь меня от работы.

Квик приподняла бровь.

– Какое пуританство.

Впрочем, она могла подтрунивать надо мной сколько влезет – мне было все равно. Меня напечатали. Она все еще стояла у окна, повернувшись ко мне спиной.

– А как вам новости Рида по поводу картины мистера Скотта, а? У него такой самодовольный вид. Похоже, он планирует устроить выставку – хочет назвать ее «Проглоченное столетие». Но мы не можем выставлять только одно произведение.

В голосе Квик явно чувствовалось презрение. Тело ее слегка изогнулось, словно она пыталась скрыть очаг сильной боли.

– А я этого не знала, – промолвила я.

Она обернулась ко мне.

– Нет? Все ли в порядке между вами и мистером Скоттом?

– Да. Нет. Просто небольшое недопонимание.

– Ясно. – Квик выпрямилась и облокотилась о стену. – Хотите это обсудить?

– Да обсуждать особо нечего…

Тут Квик посмотрела на меня так пристально, что я неохотно заговорила.

– Мы поехали в дом его матери в Суррее.

– Там хорошо?

– Хорошо. Мы поужинали. А потом он признался мне в любви. Но я не ответила ему тем же. И с того момента все пошло прахом. Мы не разговаривали уже три недели.

Квик задумчиво затягивалась сигаретой.

– Значит, никто не пострадал. Я видела, как он на вас смотрит. Считайте, что он у вас в кармане.

– Мне так не кажется. Я повела себя не очень-то вежливо.

– Оделль, вы не должны говорить или делать то, чего вы не хотите. Едва ли он полюбил вас за вежливость.

– Но с тех пор он не звонит. Я его больше не видела.

– А вас это беспокоит?

Я с удивлением обнаружила, что в глазах у меня пощипывает от слез.

– Да.

– Ну, тогда это разрешится само собой. Главное – не принимать скоропалительных решений. Судя по моему опыту, от этого мало толку. И сколько времени вы провели у него дома?

– Несколько часов.

– А дом большой?

– Довольно большой. Я мало что там видела.

Я уже хотела рассказать Квик о буклете, который контрабандой вывезла оттуда в своей сумочке, но что-то меня остановило. Может, нежелание выглядеть воровкой, а может, тот факт, что Квик постоянно заводила разговор о Лори и его картине, и это вызывало у меня тревогу. Учитывая ее отношение к Лори, она могла использовать против него любые средства. (Впрочем, очень трудно было догадаться, что означает этот давно забытый всеми буклет.) И все же, пускай мы с Лори и не разговаривали, я вовсе не хотела, чтобы по вине Квик он оказался еще более беззащитным перед возможным нападением.

– Приходите ко мне на ужин сегодня вечером, – пригласила меня Квик. – Будем пить шампанское.

– Шампанское?

– Я чувствую себя победительницей. У меня как раз есть пара бараньих котлет – их обязательно нужно съесть. Ну и конечно же кто-то должен в знак поощрения похлопать вас по спине.

Я колебалась. Встречи тет-а-тет с Марджори Квик всегда требовали от меня большого напряжения, и после того вечера у нее в саду я сомневалась, что готова к повторению опыта. Но потом я представила себе очередную одинокую ночь в своей пустой квартире, где компанию мне составляли только потрескивающий радиоприемник да прочитанные по диагонали книги, и внезапно поняла, что не хочу быть одна.

– Спасибо, – промолвила я. – А Памелу мы пригласим?

– Едва ли она захочет к нам присоединиться. К тому же у меня всего две котлеты.

Я чувствовала, что не могу настаивать, поскольку это не мой дом, не мой ужин и не мое шампанское. Но теперь я вспоминаю, как мне в голову пришла мысль, что не составило бы никакого труда заглянуть к мяснику и купить еще одну котлету для Памелы. Похоже, для Квик было принципиально, чтобы мы оказались с ней вдвоем.