себя стезю этнографа, и все думают, что я копаю слишком глубоко.

– Ах, вот оно что! – сообразила Чарли. – Ты сам заинтересован в основании школы чародейства и волшебства.

Малхар покачал головой, но при этом улыбнулся.

– Ты ведь понимаешь, что я вырежу из стенограммы любые заявления, которые могут меня скомпрометировать?

– А если я сболтну лишнего и потом захочу исключить это из протокола? – спросила Чарли.

– Я остановлю диктофон на время подобного комментария, а потом запущу снова, – заверил он. – В самом деле есть что-то такое, не под запись?

– Возможно, – уклончиво ответила она.

Малхар ожидал дальнейших пояснений, но их не последовало. В конце концов он ободряюще кивнул, как будто привык брать интервью у параноидальных чудиков, и, прочистив горло, сказал:

– Можешь рассказать, что именно поспособствовало изменению твоей тени?

Чарли глотнула кофе, пытаясь придумать, как подать эту историю так, чтобы та впоследствии не тяпнула ее за задницу.

– Ко мне на работу пришел один человек и напал на меня, используя свою тень. Мгновение назад она была похожа на туман, а потом – ррраз! – и превратилась в нечто вроде вырезанного из бумаги человечка, скрещенного с черной дырой. Ну, такая фигура, созданная отсутствием света. Она сумела сгуститься настолько, что опрокинула несколько бутылок с выпивкой. А еще…

При воспоминании о том, как эта тварь заполнила собой ее легкие, заставляя чувствовать себя совершенно беспомощной, Чарли замолчала. Залпом допила остатки кофе, надеясь, что его горечь поможет. К сожалению, кофе оказался безвкусным и водянистым.

– Тень проникла мне в горло и поползла вниз. Она была вязкой и тяжелой, будто я проглотила грозовую тучу. Дышать стало невозможно. – Чарли опустила глаза на облупившийся лак у себя на большом пальце, чтобы не смотреть ни на Малхара, ни на Поузи. – Потом я ненадолго потеряла сознание.

Она подумала об услышанном голосе Винса, когда очнулась. О мягкости его интонации при обращении к Гермесу. С той же мягкостью он говорил и с ней на ступеньках: «Жаль, что твой обидчик уже умер, а то я убил бы его еще раз».

– Давай кое-что уточним, – сказал Малхар. – Заметила ли ты, насколько далеко тень смогла отойти от тела своего хозяина?

– Наверное, футов на двадцать пять, – отозвалась Чарли, радуясь возможности сосредоточиться на технических деталях, а не на своих ощущениях. – Хотя в среднем отстояла футов на десять, даже меньше.

Малхар продолжал задавать подобные вопросы. Как часто тень сгущалась и насколько плотной при этом становилась? Оставалась ли она связанной со своим сумеречником? Не выглядел ли сам сумеречник напряженным, не прекращал ли подпитывать тень кровью? Выступила ли кровь у Чарли, и если да, отвлеклась ли на нее тень, заинтересовалась ли?

Он что-то записал.

– Тень хоть раз заговорила?

Чарли отрицательно покачала головой, удивленная подобным вопросом. Разговаривают мраки – по крайней мере, самые могущественные из них. Такие как Роуди Джосс, учинивший Боксфордскую резню, или Сян Чжэн, который надиктовал ученым множество полезных наблюдений о мире около 220 года нашей эры и которого считали призраком. В большинстве своем мраки интеллектом уступали даже животным и представляли собой гремучую смесь низкопробной хитрости, позаимствованной из их человеческой памяти, и безумия, которое поражало большинство из них.

При этом тени по-прежнему оставались привязанными к своим хозяевам. И были лишены дара речи, по крайней мере самостоятельного. Ну, или это она так считала.

Поузи, должно быть, это обстоятельство также интересовало:

– Разве они способны говорить?

Малхар замялся, не из-за нежелания отвечать, но, скорее, пытаясь поточнее сформулировать мысли.

– Я не в курсе того, что именно вам известно о механике обмена энергией, которая существует между сумеречником и его тенью.

Поузи нахмурилась, явно не желая признаваться в собственном невежестве, и Чарли догадалась, что на этот вопрос сестра хотела бы получить однозначный ответ.

– Просвети нас, – попросила Чарли.

– Среднестатистический человек, находясь в состоянии покоя, производит достаточно энергии, чтобы загорелась лампочка. Или телефон зарядился. А вырабатываемой при беге энергии хватило бы для работы электрической плиты. – Малхар покачал головой. – Нет, я неточно выражаюсь. Как гласит первый закон термодинамики, энергия не может быть ни создана, ни уничтожена. Так что мы энергию не производим, но получаем из пищи и воды и преобразовываем.

Поузи кивнула, соглашаясь с его объяснением.

– И эта энергия передается теням, которые в некотором смысле подобны паразитам. Тело все равно вырабатывает избыток энергии, а магический паразит ее высасывает. Чем больше энергии он накапливает, тем мощнее становится.

– Именно благодаря этому хозяин может заставить свою тень что-то сделать, – подхватила Поузи.

– Я заметил, что у тебя расщеплен язык, – сказал Малхар, – так что, уверен, ты слышала о раздвоенном сознании. Сумеречники тренируют мозг, чтобы иметь возможность управлять тенями одновременно с управлением собственным телом. В этом отношении у амбидекстров имеется преимущество. Если встретишь сумеречника без расщепленного языка, скорее всего, он амбидекстр.

– Ясное дело, – нетерпеливо воскликнула Поузи, для которой все это были элементарные вещи.

– Проблема в том, что ожившая тень сама по себе не способна запасти много энергии. Поэтому, если сумеречник хочет сделать что-то, что требует больше энергии, чем есть у его тени, он может, скажем так, открыть для своей тени кран, позволяя ей тянуть из себя энергию. Но если не перекрывать его слишком долго, сумеречник умрет. А тень продолжит существование.

Если сумеречник поместит частичку себя в свою тень, то сможет создать отдельную сущность, способную удержать энергию. Тень становится зеркальным «я», отраженным «я», вторым «я», перевернутым «я». Чем она мощнее, тем активнее контролирует своего хозяина.

– Мраки, – сказала Чарли.

Малхар кивнул.

– Когда сумеречник умирает, то да. Но я считаю, что они обретают сознание задолго до этого.

Чарли вспомнила заявление Малхара о том, что изучает этнографию теней, и внезапно поняла, почему его научные руководители могли счесть, что он копает слишком глубоко. Надеялся ли он взять интервью у тени? Или уже это сделал?

– Ну что ж, перейдем к тестированию, – объявил он, вероятно, заметив выражение ее лица. – Я хотел бы попробовать три вещи, но сначала мне нужно кое-что подготовить.

– Ты намерен снять видео? – спросила Чарли.

– Это часть теста, – опасливо отозвался он.

Чарли нахмурилась, когда он достал треногу и подключил шнур от ноутбука к своему телефону.

– Даже не думай показывать наши лица.

Малхар рассеянно кивнул, устанавливая кольцевые лампы. Последним он вынул из сумки ланцет в пластиковой упаковке.

– Чарли, ты не против постоять? – спросил он, расставив оборудование по местам.

Она встала.

– А теперь объясните, что необычного вы заметили в поведении тени?

– Она странно двигалась, – тут же отозвалась Поузи. – Не то чтобы она управляла