Простите, если мое маленькое заграничное приключение покажется вам неправдоподобным или чересчур сентимен­тальным. Для того времени оно было совершенно заурядно. Я находился в краях, где насилие считалось порядком ве­щей. Я провел целый год в очень неспокойном регионе, в ос­новном в странах, расположенных вдоль гряды южно-амери­канских Кордильер. Я работал в совершенно чуждых мне странах от Панамского канала до пустынных и холодных ар­гентинских пампасов, в странах, парализованных кровавы­ми революциями и контрреволюциями, которыми пестрели новостные ленты. Южная Америка в начале 60-ых годов бы­ла местом, где погибнуть было проще, чем купить булочки к завтраку. И это место казалось еще сравнительно безопас­ным - во всяком случае, никто не собирался сбрасывать сю­да атомные бомбы.

В то время Рио-де-Жанейро служил мне центром Все­ленной. Жизнь в Рио протекала на редкость приятно, при всех сложившихся обстоятельствах. Если бы остальной Мир вылетел бы таки в тартарары, Рио стал бы вовсе идеальным местом для бытия, во всяком случае, я бы точно там завис.

* * *

Гирлингс был 33-летним красавцем-голландцем с тело­сложением монстроузного культуриста, которым он стал совсем не глотая анаболиков. Из-под рукавов дешевых маек этого агрессивного грубияна с характером росомахи всегда топорщились устрашающие бицепсы, а мозг его постоянно находился в состоянии нездорового возбуждения. Он изобрел метод полной покраски стеклянных стен размером с хороший бассейн.

Гирлингс бежал из Голландии, потому что находился в розыске за убийство - он кокнул каких-то фашиков из коль­та 45-го калибра, который украл у убитого американца. Гирлингс вырос во время Второй Мировой войны в оккупированной Голландии и ненавидел немцев, как своих кровников. Каждую ночь он выходил на охоту на «фрицев», чтобы за­дать им хорошей трепки.

Однажды ночью мы наткнулись на стильно одетых молодых людей, мучающих собаку. Они крепко ее держали и пытались оторвать ей ноги. Бедный пёс жалобно визжал. Мы как раз вышли из ночного клуба и увидели этих гадких подонков, пытавшихся прикончить несчастного пса посреди ярко освещенной улицы, в каких-нибудь двухстах метрах от шумной и широкой авениды Копакабана. И тут мы кинулись на них на дикой скорости, улюлюкая в полную глотку. По­мню, как я сказал: «Ну-ка, давай разберёмся с этими ублюдками». Гирлингс моментально среагировал - такова ментальность профессионального киллера, прямо как у Оскара.

Дело происходило в районе Южного Пляжа, там, где широкие гранитные тротуары. Когда мы накинулись на них, они бросили собаку и припустились бежать вдоль тротуара, подскакивая, как мишки Гамми. Я заорал:

- Че, собаку решили помучить, козлы?! Ну так мы вас помучаем!

Вне всякого сомнения, мы среагировали излишне резко, учитывая обстоятельства. Однако когда сталкиваешься с такой мерзостью посреди белого дня, недолго потерять контроль над собой. Может, мы были На Взводе. В Рио это обычное дело, особенно на пляже Копакабана, где вас настигают бесчеловечные галлюцинации, от которых личность мгновенно деградирует, а выход из тела происходит в самый неожиданный момент без предупреждения.

* * *

Мучители пса сломя голову неслись в направлении Авениды Копакабана. Они, видать, решили, что главное - до­браться до Пятой Авеню; там - люди, свет и спасение. Мы уже и так их отметелили, и в принципе, можно было отпустить мерзавцев на все четыре стороны, но вместо этого мы погнались за ними. Мы бросились в погоню, как только они стали удирать от нас, за этими двумя здоровенными бразильцами двадцати пяти - тридцати лет, за этими отвратными, зазнавшимися уличными хулиганами.

Я не сомневался, что мы их догоним. Вдали виднелся яр­ко освещенный проспект, и не приходилось сомневаться, что они побегут именно туда. Парни в отчаянии даже пытались застопить автобус «Лотокао» - он похож на обычный школьный, но без крыши и окон, они ездят по городу 24 часа в сутки. Парни улепетывали отчаянно, одурев от страха, крича о помощи, и последнее, чего бы мне хотелось - это упустить их.

И вот вообразите такую сцену: мы выносимся из темно­ты, шлепая по бетону кроссовками фирмы Converse, перед нами - два туземца, отчаянно орущих в надежде остановить автобус. Это выглядело примерно также, как если бы по Со­рок Второй улице два человека ломились бы через толпу, пытаясь поймать такси с таким рвением, будто от этого зависела сама их жизнь. Вместо того, чтобы просто забить на этих дурачков, я догнал одного из парней, того самого, который потом оказался сыном действующего министра обороны. Мы поравнялись в тот момент, когда он уже нагнал авто­бус. История заваривалась что надо. Воздух дрожал от воплей «Спасите! Помогите! Остановите!» Еще шаг, и он за­прыгнул бы на нижнюю ступеньку автобуса.

Мне не оставалось выбора - я двигался быстрее него, и в тот момент, когда он притормозил, чтобы запрыгнуть в автобус, я ударил его, налетев сзади. Я ударил его так, что он врезался в автобус. Я не знал, что и делать. Он и в самом деле врезался в автобус. Люди в автобусе уже тянули к нему руки, пытаясь спасти от расправы. Выходила совсем некрасивая история. Мы, двое одичавших иностранцев, гнались за двумя местными ребятами без всякой видимой причины, с явным намерением разорвать их, как старые грелки.

Итак, я нокаутировал этого несчастного ублюдка. ХРЯСЬ! Он ударился о стенку «Лотакао», я навалился сзади. Все замерло, когда раздался этот ужасный звук. Люди высыпали из магазинов с криками «Полиция! Полиция!» Уже не помню точно, что происходило дальше - на­верное, я еще раз ему как следует сунул. В результате он оказался на тротуаре, сидя, прислонившись спиной к зад­нему колесу автобуса. Я ничего не помню, поскольку находился в полном замутнении. Помню, как голова парня ударилась о муфту оси автобуса. Помню, как говорил сам себе: «Осторожно, мудак ты эдакий, не попади кулаком по этой блядской муфте!»

Тем времен Гирлингс учил второго парня уму-разуму. Неприглядное, брутальное зрелище. Гирлингс выгнул поганца так, что его пятки прижались к затылку, ни дать ни взять - калач. Он давил все сильнее. Тем временем собралась приличная толпа. Мы били, и мучили беззащитных парней, и орали при этом на английском. Автобус остановился посередине перекрестка, происходило ужасающее избиение, никто ни во что не врубался. Я был в шортах, как и Гирлингс, стремного виду голландец, находящийся в международном розыске за убийство. Все воплем исходило: пора сматываться.

После того, как полудурки наконец попали в свой автобус, мы решили передохнуть в кафезиньо на ближайшем углу, и тут увидели, что вокруг нас собирается толпа. Я очень хорошо запомнил, как эти два парня сели в автобус, как медленно он тронулся на первой передаче, как зашумел потрепанный двигатель, и как наши жертвы, покрикивая, грозили нам кулачками из окна: «Вы, ублюдки! Мы убьем вас! СУКИ!». Они кричали по-бразильски... мы только хохотали в ответ. Ума не приложу, зачем мы пошли в это кафе, зачем встали за барную стойку. Это было открытое кафе, выходящее на улицу, из тех, где кофе стоит два цента за чашку. Не понимаю, какого черта мы стали объяснять всем: «Это были плохие мальчики. Они мучили собаку». Нелегко было обосновать наше поведение.