в результате насилия, рабства, оккупации и истребления коренных народов; они не имеют права судить нас сейчас.

• Помимо наших противников и критиков, сравните нас с другими правительствами, сталкивающимися с аналогичными провокациями и опасностями. В отличие от нас, принимающих различные добровольные ограничений, они действовали бы и действуют хуже нас.

Такие и подобные сравнения можно объединить в единый дискурс праведного негодования: наши противники ведут себя ужасно (а вы их не осуждаете); ваши собственные моральные качества несовершенны (поэтому вы не имеете права судить); другие страны с меньшими проблемами ведут себя хуже нас (а вы о них ничего не говорите). Никакие сравнения не могут проводиться без универсальной меры – всего лишь предварительного условия, которое многие правительства отвергают как невозможное и нежелательное. Я еще вернусь (в главе 11) к интеллектуальным пляскам вокруг темы универсальности.

Контратаки

В современной политической культуре обоснования внедряются посредством зрелищ, симуляций и сценического менеджмента. Правительствам приходится бороться с жертвами, общественными движениями и группами давления, которые получили полномочия, а также с гуманитарными организациями, которые заметны и телегеничны. Более того, источники разоблачающей информации имеют доступ к всепроникающим средствам связи – электронной почте, интернету, факсу, видео, – которые нелегко подчинить государственной власти. На этом рынке обоснований правительства защищаются путем упреждающих атак и «расстрела вестника».

Самая простая стратегия отвергает все обвинения как ложь, пропаганду, идеологию, дезинформацию или предрассудки. Приемы включают в себя ссылку на ошибки в предыдущих отчетах (этот задержанный был допрошен в марте, а не в мае; позже этот заключенный отказался от своих показаний); сомнения в легитимности источников финансирования организации или политической принадлежности ее информаторов, сотрудников на местах или членов правления; и объявление времени публикации ее доклада «политически мотивированным». Если какие-либо обвинения кажутся неоспоримыми, уклонитесь от них, дискредитировав источник. Правозащитные организации являются рупорами или прикрытием («сторонники Сендеро», «протамильские», «сторонники ООП»).

Внутренних критиков можно определить как вероломных, непатриотичных или безответственных. Или их добросовестный статус в области прав человека признается – у них благие намерения, они не просто принимают политическую сторону, – но они являются «полезными идиотами», чьи отчеты будут коварно эксплуатироваться. Критики, которые публикуют свои обвинения за границей или общаются с международными СМИ, особенно уязвимы. Израильских правозащитников называют малшинимами (malshinim) – буквально «информаторами»; они играют на руку антисионистским или даже антисемитским силам. Внутренних критиков арабских режимов обвиняют в том, что они публично выносят сор из избы и укрепляют антиарабские или антиисламские силы[240].

Обвинения в предательстве и отсутствии патриотизма не получается применить к международным критикам, но в остальном стратегия аналогична. Можно выделить отдельные организации («Amnesty International известна своей антииндийской репутацией») и обвинить их в игнорировании жертв терроризма. Эти организации не искренне заботятся о правах всех людей; они, по словам президента Перу Фухимори, являются «легальным оружием подрывной деятельности».

Частичное признание

Как существуют разновидности отрицания, так существуют и градации признания. В определенных обстоятельствах правительства могут признать, по крайней мере, некоторые претензии и отнестись к ним серьезно. Это часто является реакцией правительств-наблюдателей либо вследствие изменившихся политических союзов, либо из-за того, что доказательства слишком смущают, чтобы их можно было объяснить. Они будут угрожать бросить своего союзника или клиента и требовать, чтобы он признал критику и действовал в соответствии с их указаниями. Признайте, что это было внесудебное убийство; это не может быть оправдано; это должно быть остановлено; никакой вам больше помощи, если не будет видно, что что-то делается.

Такое признание редко случается со стороны правительств-преступников, предоставленных самим себе. Но большинству стран, которым необходимо поддерживать демократический имидж, приходится действовать подобным образом. Они не могут бесконечно придерживаться стратегии полного игнорирования обвинений, грубого отрицания, идеологического оправдания или агрессивных контратак. Один из ответов звучит так: «Мы приветствуем конструктивную критику; по сути, мы единственная демократия в регионе и позволяем правозащитным организациям выполнять свою работу без ограничений. Мы встречались с вашей делегацией и встретимся с ней еще раз. Ситуация с правами человека не идеальна, но мы проявляем сдержанность и делаем все возможное, чтобы улучшить ситуацию. Ситуация трудная; вещи не могут быть изменены в одночасье; вы должны быть терпеливы».

Подобные высказывания вряд ли можно назвать полным признанием, в частности, потому, что они избегают конкретных деталей критикуемых нарушений. Если эти детали упомянуты, они относятся к трем категориям:

• Пространственная изоляция

Да, предполагаемое событие произошло, но это «лишь единичный инцидент». Событие не является системным или нормальным явлением; обстоятельства были особенными; жертва была нетипичной; любые нарушения возникли в результате «индивидуальных эксцессов» в рядах сил безопасности и не одобряются правительством.

• Временное ограничение

Да, именно это имело место в прошлом – до прихода к власти нового правительства, до того, как мы подписали это соглашение. Но этого больше не может случиться.

• Самоисправление

Да, мы знаем о проблеме и делаем все возможное, чтобы с ней справиться. Мы ратифицировали соответствующие документы по правам человека, приняли новые внутренние законы, встретились с наблюдателями за соблюдением прав человека, создали судебные комиссии по расследованию, назначили комиссара по правам человека, а также привлекли к дисциплинарной ответственности, наказали или отстранили от должности правонарушителей.

Подобный ответ часто бывает достаточно искренним. При частичном переходе к демократии правительство может оказаться неспособным продвигаться ее дальше из-за ограниченных ресурсов, встроенной коррупции и неэффективности, хрупкости демократических структур, риска противодействия со стороны вооруженных сил. Даже искренний ответ может быть истолкован чиновниками среднего и низшего звена как обычный кивок и подмигивание (сообщение с двойным смыслом) с позволением продолжать делать то, что они делали всегда.

Официальный дискурс неизбежно представляет собой смесь откровенной лжи, полуправды, уверток, юридического пустословия, идеологических призывов и заслуживающих доверия фактических возражений. Успех правозащитного движения отражается в том факте, что его критические обращения редко подвергается публичному игнорированию. Но этот успех содержит и опасный аспект. Перевод морального и наглядного образа злодеяний на юридический, дипломатический, ООН-говорящий и явно неэмоциональный язык «нарушений прав человека» переадресовывает ответственность за проблему профессиональному и бюрократическому картелю.

Какими бы эффектными ни были комментарии правозащитников к подобным текстам отрицания, они не имеют большого политического влияния. Даже самые разрушительные разоблачения, за которыми следуют еще более фальшивые отрицания, не нарушают порядок вещей. Могущественные правительства, особенно правительство Соединенных Штатов, по-прежнему защищают своих союзников и клиентов и отрицают свою собственную причастность. Пока их это устраивает, они будут придерживаться нарратива отрицания. Они знают, что могут рассчитывать – с очевидностью необдуманно, – что и на их собственные нарушения глаза будут закрыты. Все признают ложь, но