не знаю, что за фигня, – но сразу ясно, что ты дома. Я начал снимать пальто и вешать его в шкаф в прихожей, но в шкафу полно вешалок, которые гремят как бешеные, когда дверь открываешь, так что я не стал. Затем пошел обратно, медленно-медленно, к комнате старушки Фиби. Я знал, что няня меня не услышит, потому что она глухая на одно ухо. Она мне как-то рассказала, что у нее этот брат, который сунул ей соломинку в ухо, когда она была мелкой. Она почти глухая и все такое. Но у моих родителей, особенно у мамы, слух как, блин, у ищейки. Так что мимо их двери я прошел на цыпочках. Даже дышать перестал, ей-богу. Отцу хоть кол на голове теши, не проснется, но мама – достаточно только кашлянуть где-нибудь в Сибири, и она услышит. Она чертовски нервная. То и дело не спит по всей ночи, курит сигареты.

Наконец, где-то через час, я добрался до комнаты старушки Фиби. Но ее там не было. Я совсем забыл. Забыл, что она всегда спит в комнате Д. Б., когда он в Голливуде или еще где. Ей там нравится, потому что это самая большая комната в доме. А еще потому, что в ней такой здоровенный, чумовой старый стол, который Д. Б. купил у какой-то старой алкоголички в Филадельфии, и такая большая, великанская кровать, шириной миль десять и длиной тоже. Не знаю, где он купил эту кровать. Короче, старушка Фиби любит спать в комнате Д. Б., когда он не дома, и он ей разрешает. Вы бы видели, как она делает домашку или что-нибудь еще за этим чумовым столом. Он почти с кровать размером. Фиби почти не видно, когда она домашку делает. Но ей такое как раз нравится. Собственная комната ей не нравится – говорит, слишком маленькая. Она говорит, что любит раскинуться. Сдохнуть можно. Чем там старушке Фиби раскидываться? Просто нечем.

Короче, я вошел в комнату Д. Б. чертовски тихо и включил лампу на столе. Старушка Фиби даже не проснулась. При свете и все такое я как бы рассматривал ее какое-то время. Она спала, как бы положив лицо на подушку. А рот был вовсю раскрыт. Смешно так. Взять взрослых, они жутко выглядят, когда спят с раскрытым ртом, но не дети. Дети смотрятся что надо. Они могут даже всю подушку обслюнявить и все равно будут смотреться что надо.

Я походил по комнате немного, очень тихо и все такое, рассматривая все. Я классно себя чувствовал, для разнообразия. Уже даже не чувствовал, что мне грозит пневмония или вроде того. Просто было хорошо, для разнообразия. Возле кровати, на этом стуле, лежала одежда старушки Фиби. Она очень аккуратная, для ребенка. То есть, она не просто разбрасывает свои вещи, как другие мелкие. Она не неряха. На спинке стула висела жакетка к этому рыжеватому костюму, который мама купила ей в Канаде. Потом блузка и все такое на сиденье. На полу – туфли с носками, прямо под стулом, рядышком. Туфель этих я раньше не видел. Новые. Легкие такие, темно-коричневые, вроде тех, что у меня, и они классно смотрелись с этим костюмом, который мама купила ей в Канаде. Мама хорошо ее одевает. Правда. У мамы зверский вкус в каких-то вещах. В покупке коньков или чего-то такого она не очень, но в одежде безупречна. То есть Фиби всегда так одета, что сдохнуть можно. Взять большинство мелких, даже у кого родители богатые и все такое, они обычно так одеты, что страшно смотреть. Но бы вы видели Фиби в этом костюме, что мама ей в Канаде купила. Кроме шуток.

Я присел на стол старика Д. Б. и осмотрел всякую всячину на нем. В основном, Фибину, со школы и все такое. Книжки, в основном. Та, что сверху, называлась «Арифметика – это весело»! Я как бы открыл первую страницу и взглянул. Вот, что там было у старушки Фиби:

ФИБИ УЭЗЕРФИЛД КОЛФИЛД

4Б-1

Я чуть не сдох. Ее второе имя Джозефина, господи боже, а не Уэзерфилд. Только оно ей не нравится. Каждый раз, как я ее вижу, у нее какое-нибудь новое второе имя.

Под арифметикой лежала география, а под географией – правописание. Фиби отличница в правописании. Она по всем предметам отличница, но в правописании особенно. А ниже, под правописанием, была стопка блокнотов. У нее тысяч пять блокнотов. Вы в жизни не видели, чтобы у мелкой было столько блокнотов. Я открыл верхний и взглянул на первую страницу. Вот, что там было:

Бернис, надо увидеться на переменке

Я должна сказать тебе что-то очень-очень важное.

Вот и все, на всей странице. А на следующей было:

Почему в Юго-восточной Аляске столько консервных заводов?

Потому что там столько семги

Почему там ценные леса?

потому что там подходящий климат.

Что сделало наше правительство,

чтобы облегчить жизнь эскимосам Аляски?

выяснить на завтра!!!

Фиби Уэзерфилд Колфилд

Фиби Уэзерфилд Колфилд

Фиби Уэзерфилд Колфилд

Фиби В. Колфилд

Г-жа Фиби Уэзерфилд Колфилд.

Передай, пожалуйста, Ширли!!!!

Ширли, ты сказала ты стрелец

но ты лишь телец принеси коньки

когда зайдешь ко мне домой

Сидя на столе Д. Б., я прочитал весь блокнот. Я быстро управился, потому что могу читать такое, детские блокноты – Фибин или чей угодно – день и ночь напролет. Сдохнуть можно с детских блокнотов. Затем я снова закурил сигарету, последнюю. Я наверно пачки три выкурил за тот день. Затем, наконец, я разбудил Фиби. То есть, я ведь не мог сидеть на этом столе всю оставшуюся жизнь и, к тому же, я боялся, вдруг родители вломятся и увидят меня, и мне хотелось хотя бы успеть сказать Фиби привет. Вот, я ее и разбудил.

Она только так будится. То есть, не нужно на нее орать или что-то такое. Всего-то и нужно, практически, что присесть к ней на кровать и сказать: «Просыпайся, Фиб», и – вуаля, она проснулась.

– Холден! – сказала она сразу. Обняла меня за шею и все такое. Она очень эмоциональна. То есть, весьма эмоциональна, для ребенка. Иногда даже слишком. Я ее как бы поцеловал, и она сказала: – Када ты вернулся?

Она мне адски обрадовалась. Это было видно.

– Не так громко. Погоди-ка. Как ты вообще?

– Прекрасно. Ты получил мое письмо? Я написала тебе пятистраничное…

– Ага… не так громко. Спасибо.

Она написала мне это письмо. Только некогда было ответить. Там было все про