Нимфы, отвернитесь!

— Что вы хотите? Я помогу! — Требьенов откладывает на тумбочку справки, которыми любуется долго и страстно.

— Нет, ничего.

— Я ведь вижу — вы беспокоитесь. Может, судно принести?

— Нет, спасибо, бабушка скоро придет…

— Я все-таки принесу.

Жил-был человек, который никогда не ходил в туалет. Нет, лучше женщина. Даже девушка. Принцесса. Слава о ней шла по всему миру. Не только из-за ее красоты, а еще и потому, что она никогда не ходила в туалет. Жениться на такой принцессе мечтали все мужчины. Однажды к ней приехал свататься принц. Этот принц был очень хорош собой и еще он прекрасно готовил самые изысканные торты. Его так и называли — Принц-кондитер. Принц и Принцесса сразу полюбили друг друга. Сыграли пышную свадьбу и отправились в путешествие в теплые страны. Принц был счастлив, но ему не давала покоя лишь одна идея. Он очень хотел сделать для своей возлюбленной самый прекрасный торт в мире. Принц мучался над рецептом много дней и наконец решился.

Однажды утром принцесса проснулась и увидела у своей постели Самый Прекрасный Торт. Конечно, она обрадовалась и немедленно попросила Принца дать ей кусочек — вон тот, с алой ягодой.

Окрыленный Принц поднес Принцессе кусочек на серебряном блюдце…

— Можно забирать судно? — Сильвер произносит в щель двери — тактично, не появляясь сам, словно ласковое радио.

— Да… Мне очень неудобно…

Требьенов входит, несет перед собой маленькое победное знамя — серую полосу туалетной бумаги:

— Пожалуйста… Берите, я отвернусь. А теперь приподнимитесь… Я заберу. Не волнуйтесь. О! Потяжелело, — он улыбается. — Вы молодец!

Требьенов удаляется, прикрыв судно несвежей газетой.

Что там принцесса? Мне остается пятнадцать минут до тяжелых шагов Карамзина. Четырнадцать.

Едва Принцесса отведала кусок торта с алой ягодой, она воскликнула: «Ничего вкуснее я в жизни не ела!» Принц поклонился: «Я счастлив, моя Принцесса!»

А через тринадцать минут у нее началось расстройство желудка. Она не знала, что с этим делать и в панике стала метаться по спальне. Принц смотрел на нее с ужасом.

…Ночью он зарезал Принцессу большим кухонным ножом. Потому что она разрушила его сказку. За такое надо убивать.

Карамзин смеется и его подбородок почти касается подоконника:

— Очень смешно все придумал!

Он держит в руках листок с моими графитными страданиями (я успел записать). Требьенов взволнованно терзает старушку-подушку:

— Скажите, над чем вы смеетесь?

— Над тобой, дураком! — отвечает Карамзин, взмахнув листком.

— Почему вы решили, что я дурак?

Карамзин не смотрит на Требьенова, он сворачивает листок в узкую трубочку и убирает в свою черную сумку:

— Твой первый блин, твой блин бесценный. Перечитаю перед сном. Сочиняй дальше. Но сказок больше никаких! Пиши о жизни. О живых.

Ночью я ворошу горячими пальцами песок, рассыпанный по тумбочке. Требьенов спит так тихо, будто под его одеялом восковая кукла. Дурак, он не осознает, что совершил я сегодня, шкипер утлого судна.

Карамзин похвалил меня. Или он издевался? Нет, он смеялся так, что кровь выступила на его соленых губах. Я придумал вонючую сказку, а он сорвал мальвы под окном и бросил их мне на гипс. Что сочинить еще, что придумать? Чтобы Карамзин снова свернул священным пергаментом мой дурно пахнущий листок. Какой счастливый песок этой ночью. И в Таганроге случаются чудеса.

В коридоре по древнему линолеуму шаркает старик. Он высокий, с могучей бородой. Я не вижу его, я догадываюсь. Старик тихо бормочет молитву. За меня, мою левую ногу.

Так, Бенки, пришла пора, очей очарованье, когда герой должен объясниться с возлюбленной. Найдем для этого удачный интерьер. Нет, не тахта. Уныло и статично. Мне требуется движение, колыханье и яркий свет.

Это будет магазин. Бутик. Ведь Катуар так любит наряжаться. Впереди «Кадропонт», Катуар должна всех победить, увезти все призы, а мужские визитки разбросать с самолета над морем.

Стою один среди нарядов томных. А Катуар уносят бренды вдаль.

Я ее не вижу. Она в примерочной кабине, за занавеской. Я слышу лишь легкое дыхание и шорох тканей.

— Катуар, почему ты никогда не носишь джинсы?

— А зачем?

— Все носят.

— Вот ты сам и ответил на свой вопрос. А я не все. Нет, это платье дурацкое.

— У тебя там еще три.

— Четыре.

— Катуар!

— Что?

— Можно я войду?

— Нет, конечно. Тут мой птичий мир.

— Катуар?

— Что? Блин, еле сняла…

— Катуар?

— Что?

— А зачем тебе я? Убогий, маленький…

Из-за занавески выглядывает Катуар, щеки горячие, волосы сбились, словно она дралась с безжалостными платьями. Катуар протягивает мне обнаженную руку с литерой «А» на плече. И быстро прячет ее, не успев прикоснуться.

У каждого в жизни возникает своя Катуар. Надо лишь пустить ее в дом. И сделать что-то, перед чем она не сможет устоять. Например, произнести совершенно глупую шутку.

— Вам помочь?

Девушка-продавец-ассистент-консультант в белой блузке улыбается нам заиндевело.

— Нет, спасибо, мы выясняем отношения, — Катуар бьет невидимой ногой по занавеске.

Девушка чертит черными бровями в воздухе и покидает атмосферу нашей с Катуар планеты на реактивных каблуках-носителях. Катуар наконец достигает моего плеча своей обнаженной рукой:

— Я знаю, что я красива, что у меня нежные губы и волнующий нос.

— Еще крылья, птица. Крылья.

— Да, крылья. И я знаю, что могла бы составить счастье подтянутому банкиру…

— Могла бы, могла бы.

— Или седеющему нефтянику. Но никогда не составлю.

— А почему?

— Потому что я твоя диалогистка. Твоя. Не мешай, у меня еще одно платье.

Исчезает за занавеской. Та колышется от эха ее голоса. Я смотрю на темно-зеленую ткань. Нога сладко ноет, и берцовая кость напевает мотив, который я никогда прежде не слышал.

— А теперь, — произносит Катуар сквозь ткань платья, сминая слова. — Теперь я тебе должна кое в чем признаться. Фу, надела! Как хорошо облегает…

— Пусти, дай посмотреть.