– Ребята, вы… Саня, Кос… – жалко пролепетал их насмертьперепуганный друг. – Вы разберитесь сначала… Вы разберитесь, а? Елки-палки, явсе понимаю… Ну, братья, а?

Космос, а за ним и Белов опустили глаза.

– Спасибо, ребята. Подождите снаружи, – приказал Белый.

Шмидт со своими людьми вышел из кабинета и плотно прикрыл засобою двери.

– Ну что скажешь, Пчелкин? – тихо спросил Белый.

Вдруг Пчела присел на корточки и обхватил руками голову,будто надеялся таким нехитрым способом укрыться от пистолетов. В кабинете сталотак тихо, что Белову неожиданно показалось, что он слышит, как исступленноколотится и скачет в груди у Пчелы испуганное сердце.

Вдруг за дверью послышалась какая-то возня, чей-товзволнованный женский голос и невнятное басовитое бурчание охранников. Вкабинет главврача кто-то рвался, и его, понятное дело, не пускали. Возня нестихала, и, наконец, дверь распахнулась. На пороге стояла запыхавшаяся молодаямедсестра. Пылко и сбивчиво она затараторила:

– Извините, ребята, но… – тут она увидела пистолеты в рукахмужчин и Пчелу, скрючившегося на полу, и испуганно осеклась.

– Что случилось? – спокойно спросил Белов.

– У нас осложнения, – взволнованно объяснила девушка. –Филатову срочно нужна кровь, группа редкая, а у нас запасов с девяносто первогогода – ни капли. Есть кто-нибудь с третьей группой? Резус отрицательный…

Белов переглянулся с Космосом, потом посмотрел науткнувшегося в пол Пчелу и сказал:

– Есть…

* * * * *

В операционной было тихо. Слышалось только попискиваниеприборов, подключенных к неподвижному Филу, и его тяжелое, свистящее дыхание.Голову раненого закрывала плотная белоснежная шапка из бинтов. На соседней сним койке лежал Пчела. Их руки соединяло какое-то устройство с толстымижелтоватыми трубками, по которым текла кровь.

Пчела оторвал взгляд от бледного лица друга и, повернувголову, уставился в потолок.

То, что он прочитал в глазах Белова и Космоса, не оставлялосомнений – его участь предрешена. И никакие просьбы и уговоры не могут ничегоизменить. Надеяться ему было не на что.

Правда, еще оставалась Оля… Но что она сможет сделать? Овзрыве ей известно еще меньше чем ему, где и как она сможет найтидоказательства его невиновности?!

Эх, Оля, Оленька…

Пчела вдруг вспомнил их недавнюю встречу в боулинге.Странно… Тогда он, видя как страдает Оля, всей душой хотел помочь ей, нореально ничего сделать не мог. Теперь – наоборот. В аптеке Оля тоже увидела, вкакой переплет попал Витя, и тоже ничего не в состоянии сделать…

Как странно поворачивается жизнь…

* * * * *

Шмидт и трое его бойцов дежурили в коридоре возлеоперационной.

– Братва, что с Пчелой-то будет? – спросил один.

Шмидт, единственный, кто знал ответ на этот вопрос,промолчал. Ответил другой боец, лениво прохаживающийся по коридору.

– Иваны потрут… – кивнул он в сторону кабинета главврача. –Если сойдется, намажут ему лоб зеленкой.

– Да-а, блин… – задумчиво вздохнул тот, что спрашивал. – Воттак живешь, живешь… А прокололся раз – и уже не живешь.

К разговору подключился третий браток. Недоуменно пожавплечами, он спросил:

– Я одного не пойму: на черта Белому эти понты спереливанием? У меня, например, тоже третья отрицательная…

Шмидт пристально посмотрел на него и совершенно спокойносказал:

– Глупый ты. Саша ему час жизни подарил…

* * * * *

В кабинете главврача надрывались телефоны. Поочередно звонилто один мобильник, то другой – на них не обращали внимания. Космос сидел настуле, сцепив перед собой ладони и низко опустив голову. Белый полулежал вкресле и вертел в руках пистолет, заглядывая в черное отверстие ствола. Обатягостно молчали. Снова зазвонил телефон.

– Выруби их на хрен все, – вполголоса попросил Белов. –Башка трещит…

Космос молча встал и отключил оба мобильника.

– Кос, у тебя дурь есть? – вдруг спросил Белый.

– Откуда, Сань? – пожал плечами друг. – Ты же знаешь, язавязал.

– Да не парь ты мне мозги, хирург! – поморщился Саша. –Давай…

Вздохнув, Космос достал из кармана пакетик с порошком и,надорвав его зубами, отсыпал дозу на календарный листок. Белый спрятал пистолетза спину и придвинул листок к себе. С некоторым любопытством он взглянул нагорку кокса и усмехнулся:

– Столько лет на этой дряни лавэ делал, а так ни разу и непопробовал. Покажи хоть, как ее?

Космос пододвинулся ближе, сноровисто измельчил порошокперочинным ножичком, свернул еще один листок в тонкую трубочку и подал Саше.

– Прижми к ноздре… – деловито подсказывал он. – Да, вот так…И втягивай…

– Носом?

– Ну а чем еще? – усмехнулся Космос. – Ты глянь, как я…

Наклонившись к столу, он с шумным всхлипом вдохнул порошок.Следом за ним то же самое сделал и Саша.

– Ну и что? – недоуменно спросил он.

– Ну что, немеет нос-то? – улыбаясь, Космос потеребилпальцами свой шнобель.

– Да ни фига…

– А холодок чувствуешь?

– Хрен там, а не холодок. Ну-ка сыпани еще чуток… – попросилБелов.

– Во вторую? На… – Космос насыпал «а листок еще немногококса.

Саша повторил процедуру другой ноздрей. То же сделал иКосмос.

– Ну что?

– Да ни хрена!

– Ну тогда в десну попробуй. Вот так, – послюнив мизинец,Космос обмакнул его в порошок и стал втирать его в верхнюю десну.

Белый скопировал все его действия и, пошуро-вав пальцем усебя во рту, с брезгливостью сплюнул.

– Немеет? Как у зубного?

– Не-а… – покачал головой Белов.

– Ну я не знаю, Сань… – пожал плечами Космос. – Может тебяпросто с первого раза не берет?

Саша откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Спустяминуту он открыл их и, подавшись к другу, прошептал: