Ларри вернулся в спальню, неся в руках бутылку «Дом Периньон». Лиза протянула бокал, и он налил ей искрящегося напитка, склонившись в поклоне над кроватью. Освежив напиток и себе, и, поставив бутылку на прикроватный столик со своей стороны, он улёгся обратно в постель, прикрыл наготу простынёй и чокнулся бокалом с Лизой. Они сделали по глотку, шампанское было восхитительным.

— Ты меня стесняешься? — спросила Лиза, указав на простыню. — У тебя красивое тело.

— Я не хочу, чтобы мой член мешал нам разговаривать, — ответил Ларри.

Лиза рассмеялась, чистым и звонким смехом.

— Кому он может помешать: тебе или мне?

— Он не должен видеть тебя. Когда вы встречаетесь, он встаёт тебя поприветствовать. Но сейчас ему надо немного передохнуть.

Лиза опять рассмеялась:

— Что там дальше с фильмами? — вернулась она к любимой теме.

— Мне, возможно, показалось, но мальчик с яблоком это картина из фильма «Гранд Будапешт».

— Тебе не показалось. Ты, действительно, старался. Это третий фильм.

— И номер комнаты. Я уж не знаю, как тебе это удалось, но четыреста девятая комната это из фильма «Четыре комнаты». Это четвёртый фильм.

— Повезло в этот раз. Но ты правильно провёл параллели с фильмом.

— Шикарный отель, — выдохнул Ларри.

— Лучший в городе. Это все?

Лиза допила шампанское и помахала бокалом у Ларри перед носом. Он быстренько допил свой напиток, и наполнил бокалы.

— Всё. А что были ещё фильмы?

— Ну, самые очевидные ты увидел. Была ещё отсылка к «Сиянию» и старенькому фильму «Гранд-отель». В «Сиянии» Стэнли Кубрик заставлял Джека Николсона печатать одну и ту же фразу: «От одной работы без веселья загрустит и Джек». Наш вариант фразы: «Мешай дело с бездельем, проживёшь век с весельем». А «Гранд-отель» начинается и заканчивается с фразы: «Люди приходят. Люди уходят. Ничего не меняется».

— Мешай дело с бездельем…, - задумчиво произнёс он. — Это хорошо.

— Ты же этим и занимаешься сейчас. Или я не права?

Ларри смотрел на Лизу — глаза в глаза — и ничего не говорил. Лицо его тоже не выражало ни да, ни нет. Она вздохнула. Как человек, который задерживает воздух, прежде чем нырнуть под воду или войти в горящий дом. Или признаться в любви.

— Скажи мне, Ларри, ты со мной только из-за денег?

Ларри умел управлять своими эмоциями и удержался от того, чтобы глазами или мышцами лица ответить на её вопрос. Он понимал также, что чрезмерная задержка с ответом может привести к потере клиента. А этого клиента Ларри терять не хотел.

— Не только, — ответил он.

Лиза смотрела в его глаза, не отрываясь. Взгляд её бездонных голубых глаз выражал тревогу и сомнение.

Ларри почувствовал, что лёд тонок. Ларри почувствовал, что у него зачесались яйца, рука, ухо, спина, зад. Ларри почувствовал, что пора пригладить волосы, что хочется потереть глаз или проморгаться. Ларри почувствовал, что под ним включили конфорку.

Ларри спокойно лежал на белой простыне, прикрывшись белой простынёй. Лежал на локте левой руки, в правой руке бокал с шампанским. Лежал и смотрел в красивые и яркие голубые глаза своей любовницы.

— Твои деньги просто поддерживают на мне штаны.

Сейчас не тот момент, когда можно сказать: «Ты очень красивая». Это удар мимо цели, незачем констатировать факт в тот момент, когда он может оказаться неуместной лестью.

«Я тебя люблю»? Что за глупость? Ларри не любил Лизу. Лиза знала, что Ларри не любил Лизу. Лиза тоже не любила Ларри. Он был нежным и чутким с ней. Делал то, что хотела она. Удовлетворял её желание в постели и в разговорах так, как хотела она. Ей не нужна была его любовь, ей нужно было внимание.

И самое плохое, что он мог произнести: «Милая, что ты такое говоришь»? Не нужно обладать умением читать чужие мысли, чтобы понять, что такими фразами оттягивают настоящий ответ, когда правду говорить не хочется, а ко лжи ты сам ещё подготовиться не успел. Лиза могла быть ранимой, но она не была дурой.

Он сделал лучшее, что мог сделать в момент истины — сказал правду. Но не ту, обжигающую болью правду, которая бы разрушила их отношения, и можно было бы в последний раз забрать деньги и уйти, и больше никогда не увидеть ледяной синевы больших глаз на фоне тонкого, нежного, загорелого лица. Она бы плакала, он знал об этом. Она бы сидела на полу, прижавшись спиной к дивану, напиваясь шампанским и рыдая навзрыд. И встретила бы следующий день с прямой спиной успешной и богатой женщины, бизнес которой процветает, и приносит доход и удовлетворение. Но в глазах её к тревоге прибавилась бы грусть. И тоска. И желание обрести хотя бы понимание. И воспоминания о тех днях, когда они были вместе, дарили друг другу тепло и делились мыслями.

Когда Ларри начал заниматься этим бизнесом, он понимал некие негласные правила: клиент есть клиент, не надо переходить с ним на личности. Надо чётко осознавать ту роль, которую ты выполняешь, общаясь с клиентом. Это ни любовь, ни дружба, ни приятельская вечеринка. Это услуга, за которую платят деньги. Как любят говорить гангстеры в фильмах: «Ничего личного, приятель, всего лишь бизнес».

Клиент хочет трахаться? Будет сделано. Клиент хочет высказаться? Мои уши к вашим услугам. Клиент хочет попозировать перед камерами с красивым мальчиком? Я подготовлю для этих целей свою самую голливудскую улыбку. Клиент хочет скормить всё своё дерьмо, даже не попытавшись его прикрыть? Я открою рот и буду черпать это дерьмо самой большой ложкой. Но я никогда не дам понять клиенту, что испытываю чувства, не скажу, что у меня плохое настроение, не выражу своего недовольства, не буду грузить клиента своими проблемами и никогда не скажу клиенту, насколько широка клиентская база. Вот те основополагающие принципы, которыми руководствовался Ларри в своей работе с этими женщинами.

Но ничто человеческое не чуждо и ему. Лиза была его фавориткой, его номером один. Той, с которой ему тоже было хорошо, и с которой он забывал о своих проблемах. Забывал о друзьях, о бывшей жене и даже о молоденькой девушке, в топике и шортиках камуфляжного цвета, с африканскими косичками и личиком участницы бразильского карнавала.

И сейчас, когда Лиза зашла на территорию, которую Ларри закрыл забором с колючей проволокой, злыми собаками и жестокими ловушками, он почувствовал, насколько тонок лёд их отношений. И как ему не хочется, чтобы лёд этот треснул.

— Я был честен с тобой с самого начала, — продолжил он. — И сразу сказал тебе, чем я зарабатываю себе на жизнь. Тебя это устроило. Но сейчас я с тобой не только и не столько из-за денег. Я здесь, потому что я хочу этого, а не только потому, что я могу здесь быть.

Это была правда. Очень осторожная. Потому что лёд всё ещё был тонок. И он ждал, что сейчас она задаст такой вопрос, лживый или правдивый ответ на который приведёт к тому, что лёд треснет. Например: «Я у тебя одна?». Это было бы глупо. Кто одна? Любовница? Девушка? Клиентка? Но Ларри знал, что такой вопрос вертится в Лизиной голове, и какой бы она ни была разумной, ни чего не останавливает её от того, чтобы его не задать. Кроме последствий, конечно.