Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— …выпавшему с крыши девятиэтажного недостроенного дома, — Аня, кушавшая очередную ножку, недоеденной костью ткнула в сторону мачехи. — Кто он? А?
Расскажи мне. Полиция ещё не установила личность убитого, ведь он покрыт зелёной травой по самые, могу спорить, гланды. Его отправят коронеру края, и, чтобы сделать вскрытие, тому придётся сначала воспользоваться газонокосилкой. Зато я уверена, что это страховой агент «КАСО», тот самый, который страховал жизнь отца.
— И который поимел существенный барыш на этой страховке. Как и на многих других. Тебя смущает, что я решила остановить этот процесс?
— Нет, меня смущает финал, — ответила Аня.
— Смерть?
Девушка кивнула:
— Да, — она задумалась. — Это было необходимо?
Валентина вздохнула:
— Анечка, этот человек — чудовище. Выплачивая себе чужие страховые суммы он обрекает людей, таких как мы, на страдание.
— Так уж и на страдание, — сощурилась Анна. — Отец застраховал свою жизнь. Мы деньги не получили, и причина была объективной. Ну да, мы стали жить беднее. Откуда ты знаешь, что этот страховой агент присвоил деньги себе? И даже если он их и присвоил, наказание соответствует преступлению?
— Всё должно служить цели, — произнесла Валентина.
— Да, но какова цель? — не унималась девушка. — Я верю, что ты смогла заставить его спрыгнуть с крыши. Я чувствовала то… чем ты вчера занималась. Я, кстати, хотела тебя попросить, чтобы ты вызывала своих духов тогда, когда меня нет дома.
— Это не просто духи! — заорала Валентина и ударила рукой по столу так, что Аня от неожиданности подпрыгнула.
— Мне хватило имени на договоре страхования, чтобы пронзить болью сердце этого страхового агента, — прошипела женщина и улыбнулась. — Поэтому к духам надо относится уважительней.
Она произнесла слово «духам» так, как будто выплёвывала мерзкое насекомое.
— И не надо во всём обвинять меня, — продолжила Валентина. — Ведь именно твоё появление в страховой фирме привело к тому, что у этого агента погиб сын.
— Да с чего это? — с вызовом спросила Анна.
— Да с того это, — в тон ей ответила Валентина. — Мне, конечно, пришлось поработать над участками его мозга, выделив одну информацию и закрыв другую. Это не так сложно сделать: достаточно знать имя и помнить, как выглядит жертва. Но ты своими действиями вызвала смятение в его голове, заставив забыть о ребёнке. На тебя он переключил своё внимание, забыв отвезти мальчика в детский сад и оставив его жариться в автомобиле, стоявшем на парковке в тридцатипятиградусную жару.
— То есть ты теперь хочешь выставить виновной меня? — Анна была настроена воинственно. — Тебе не кажется, в таком случае, что этого было бы достаточно? Зачем нужно было заставлять его закончить жизнь самоубийством?
— Сначала, я думала, что этого хватит, — Валентина сменила тон на спокойный. — А потом он сам пришёл ко мне. Сказал, что он в смятении. Сказал, что ему больно. Мне было тоже больно после потери супруга. Я сделала так, что мысль о ребёнке вообще перестала выходить из его головы и прописала ему успокоительное — вечность.
Аня хотела что-то сказать, но Валентина остановила её взмахом руки:
— Всё, что он сделал — он сделал сам, — продолжила она. — И махинации со страховками, и смерть его ребёнка и его самоубийство — это его выбор.
— Выбор, предложенный тобой.
— А на нас постоянно что-то влияет! — повысила голос Валентина, — Постоянно! И это не значит что нужно перекладывать ответственность за свои поступки на кого-то ещё! Нужно учиться жить с совершённым тобой выбором. И учиться умирать вместе с ним. Геннадьев оказался не способным к тому, чтобы жить с последствиями своих поступков. В отличие от Туманова. Этот хоть и не может смириться со смертью своего сына, зато может жить, зная, что он насильник, убийца, алкоголик и тот, кто разрушил всё, что когда-то создал. Самое ужасное в том, что он ещё и удовольствие от такой жизни получает.
— Не поняла, — Аня смотрела на мачеху в упор. — Ты хочешь сказать, что убитая Тумановым девушка это результат твоих действий?
— Это результат завихрений в его голове, — ответила мачеха. — Нужно было лишь слегка подтолкнуть. Я представила себе его мозг. И представила как он получает удовольствие от того, что лупит эту девчонку плёткой. А потом я отключила это удовольствие и внушила ему, что он получит большее наслаждение, если истерзает её. И я так надеялась, что ты, со своим желанием найти достойную статью, выставишь Туманова на весь мир насильником, садистом и убийцей. А ты струсила.
Анна не верила своим ушам:
— Я же встречалась с Виктором. Была у него дома. Я могла бы оказаться подвешенной за крюки рядом с той девчонкой. Я для тебя не просто инструмент. Ты и меня бы пустила в расход, как разменную монету.
— Не говори глупостей, — тон Валентины стал покровительственным. — Что ты сделала? Помешала Геннадьеву отвести ребёнка в сад! Продала Граффу картину! Да не написала статью про Туманова, которую должна была написать!
— НО ТЫ И В МОЕЙ ГОЛОВЕ КОПАЕШЬСЯ! — перешла Аня на истерический крик, перегнувшись через стол ближе к мачехе. — ТЫ И В МОЙ ГРЁБАННОЙ ГОЛОВЕ ЗАМЕНЯЕШЬ ОДНИ МЫСЛИ НА ДРУГИЕ!
Валентина со скоростью змеи схватила Аню за подбородок. Истерика у девушки прошла, и она сдавленно продолжила:
— Это же возведение в абсолют фразы: «Выдрючить мозг», разве не так?
Анна даже не пыталась вырваться.
Валентина уставилась своими глазами в Анины, и девушка увидела до чего же они омерзительно белёсые.
— Посмотри на это иначе, — прошипела женщина.
Она продолжала держать девушку за подбородок правой рукой, и Аня увидела, как Валентина, оперевшись на левую руку, заползла животом на обеденный стол. Её лицо стало ближе к Аниному лицу, а цвет глаз из белёсых превратился в зелёный. Потом её тело начало переворачиваться. Рука, держащая Аню за подбородок, вывернулась в плече, в локте и в кисти с таким хрустом, как будто по близости валили деревья.
Туловище, тем временем, продолжало вращение, при этом лицо Валентины так и осталось обращено к Ане. Создавалось впечатление, что от шеи до копчика тело женщины было насажено на ось. Левая рука тоже выкрутилась в трёх местах и снова захрустели кости. Та же участь постигла и ноги женщины.
Окружающий мир для Анны подёрнулся блюром. Чётким перед нею было только человеческое тело, выгнутое в неестественную позу и похожее на паука. Лицо, смотрящее на девушку, было восковым и мёртвым, как маска. Седые волосы безжизненно свисали на смотрящую вверх грудь и сосульками тянулись к столешнице. Руки и ноги были вывернуты под неестественными углами, и правая рука всё ещё держала Аню за подбородок. Только это была не живая рука. Девушка чувствовала что-то шершавое, похожее на хитин.
В момент, когда она готова была закричать при виде монстра, находившегося перед ней на расстоянии вытянутой руки, Аню отбросило далеко от него, и она увидела завораживающую картину. Мачеха предстала перед ней в виде паука, восседающего на паутине из красивых серо-голубых нитей, которые тонко подрагивали и были украшены бисеринками росы.