Оскар.

Палец зависает над экраном. Я не знаю, как правильно. Я не знаю, как лучше. Но не успеваю сделать ничего, потому что в следующий момент щелкает центральный замок и в салон усаживается Лука. В его руке бумажный пакет с едой, а злой взгляд устремлен на экран моего сотового.

Резким движением он забирает гаджет из моих рук, вручая мне пакет.

Принимает вызов и подносит телефон к лицу, но Оскар успевает сбросить.

– М*дила, – рычит, и, сняв с ручника авто, сдает назад, выезжая на дорогу. Он делает это так резко, так, что нам сигналят едущие по встречке машины.

Лука набирает скорость, опускает автоматическое стекло и выбрасывает мой мобильный.

– Лука! – восклицаю шокировано, но его резкий взгляд заставляет меня замолчать.

– Завтра новый куплю, не голоси…

Он зол. Смотрит в лобовое, сжимая руль. И я послушно замолкаю. Отвернувшись, пялюсь в окно, радуясь тому, что он хотя бы не рвется к Оскару.

Теперь я кручу в голове слова об Элис. Там, в коридоре ресторана он сказал, что никогда не был с ней. И я ему верю. Я видела его глаза в тот момент, они не врали…

Только в нынешней ситуации это мало что решает. Проблема с Оскаром остается острой. Вполне возможно, он будет ждать нас у подъезда дома Луки. Вооруженный до зубов, свихнувшийся псих. Я должна поговорить с Варламовым и убедить его не лезть на рожон. Но это же Лука. Одно неверное слово может стать той самой искрой, служащей началом катастрофы. Знаю одно – я не могу допустить, чтобы Оскар навредил Варламову.

Он заезжает во двор своей высотки, и здесь, слава богу, ни души.

– Идем, – бросает короткое, покидая салон. Открывает для меня дверцу машины и забирает пакет. Из—за нервов меня постоянно тошнит, а запах жареного мяса заставляет чувствовать себя еще хуже.

Мы поднимаемся наверх. Лука все время молчит. Даже не смотрит на меня. Просто командует, когда я отстаю. Его молчание сильно нервирует. Я не знаю, какой у него настрой, и от этого только страшней.

Как только я захожу в его квартиру, в нос ударяет родной запах. В груди сжимает от вдруг накатившего чувства ностальгии. Здесь я провела самые счастливые дни своей жизни.

Разувшись, прохожу вслед за ним. В комнатах все так, как и прежде. Ничего не поменялось.

Лука направляется в кухню, и, скинув пиджак, достает из пакета еду. Расставляет все по блюдам. Тут огромные бургеры и два стакана с соком. При одном взгляде на фастфуд мне становится дурно.

– Ешь… – пододвигает одну тарелку ко мне, и оттягивает галстук, распутывая его.

– Я не хочу.

Тогда он подходит ближе и отставляет стул для меня. Я усаживаюсь, все еще боясь спорить. Лука наклоняется и ставит тарелку прямо передо мной.

– Либо ты съедаешь все, либо я привяжу тебя к стулу и буду по кусочку запихивать в твой рот, Ия. Не испытывай мои нервы. За весь вечер ты даже крошки хлеба в рот не взяла, выглядишь так, будто тебя сдует, если я окно открою, – в его голосе злость.

Варламов отходит к шкафу и, распахнув его, достает початую бутылку виски. Вытащив из морозилки лед, заполняет наполовину им бокал, доливая алкоголь сверху. Сделав глоток, поворачивается ко мне.

Всем своим видом он показывает, что не отступится. Мне придется есть.

Пялюсь на это безобразное, состоящее из углеводов и жира творение, и мне страшно даже представить, что будет со мной, если я засуну это в себя. Мой желудок давно отвык от подобной пищи. Он просто откажет, если я проглочу хотя бы пару кусочков! Паника накатывала все сильней. Кажется, вот—вот, и я свалюсь в обморок.

– Я могу хотя бы хлеб из него убрать? – поднимаю на него испуганный взгляд. Вместо ответа он снова подходит.

Лука убирает хлеб, оставляя только котлету и лист салата с кусочками помидоров. Пододвигает ко мне большой стакан с колой.

– Нет, – заявляю решительно. – Ее я точно не буду.

В голове тут же картинка с десятью стаканами сахара, содержащимися в ней. Это моя двухгодовая норма продукта. Я не ем сладкое. Совсем.

Он недоволен. Вижу это по злому блеску в глазах. Но, так ничего и не сказав, отставляет напиток в сторону.

Усевшись напротив, откидывается на спинку стула. Неспешно пьет алкоголь, наблюдая за мной из—под полуопущенных ресниц.

Деваться некуда. Я должна пересилить себя. Отрезав небольшой кусочек жирной говяжьей котлеты, вбираю ее в рот. Неспешно пережевываю, понимая, что проглотить это будет еще сложней.

Кусочек по кусочку, я преодолеваю себя. В то же время понимаю, какой ад он устраивает мне, желая позаботиться.

– Что же он за м*дак то такой.. – его злой голос заставляет вздрогнуть. Понимаю глаза на Варламова, а он все также сидит и смотрит на меня.

– Я все понять не могу.. – цедит сквозь зубы. – Разве не видел, во что ты превратила себя? Парень, бл*ть, называется. Сначала голодом морит, потом руки распускает…

Делает очередной глоток алкоголя, ставит бокал на стол. А я смотрю на его руки с выпуклыми дорожками вен, на его напряженную шею, на сжатые от злости губы и в сердце болью отдает его ревность и гнев. Знал бы он, как все было на самом деле… Знал бы, из—за кого я стала такой… Интересно, что бы он сказал тогда?

Молчу в ответ. Вернув взгляд к еде, понимаю, что больше ни кусочка в меня не влезет. В животе ужасная тяжесть, и единственное, чего я хочу – вытащить это из себя.

– Можно мне в душ? – поднимаю на него глаза, а в следующую секунду вздрагиваю в испуге.

– Нет, – с громким стуком он ставит бокал.

Поднимается резко и достает из шкафа аптечку. Поставив ее на стол передо мной, усаживается на стул, поворачивая меня так, что мои колени теперь упираются в его.

Взяв ватку с обеззараживающим средством, проходится по моей скуле. Я шиплю, только сейчас понимаю, что мне больно. Лука кривится, словно не у меня, а у него раны на лице.

– Я за*бался уже побои твои видеть, – рычит, вдруг отстраняясь. Отбрасывает в сторону бутылек.

Весь как камень напряженный. С утробным рычанием, скидывает со стола все, что находится там. Посуда падает на кафельный пол и разбивается с оглушительным звоном. Я вздрагиваю, закрывая уши ладонями. А его еще больше рвет на части.

– Рома, теперь этот м*дак! Ты готова терпеть их всех, а меня видеть не хочешь! – Варламов