Если бы подобное случилось на зоне, обидчик уже лежал бы спроломленным черепом.

Вернулась Леночка Бичкина. Виктор Сергеевич был вынужденсбавить матерные обороты. Леночка рассказала, что ходила на озеро искупаться, акогда вернулась, застала воспитателя пришитым. Она так растерялась, чтопобежала искать вожатого, вместо того чтобы самой освободить коллегу из плена.

— Да не переживайте так, Виктор Сергеевич! Они же дети.

Если бы не жест Евгения Дмитриевича (молчать!), Витя сказалбы, что думает об этих детях.

— Это еще ничего, — продолжала утешатьЛеночка. — Вот в прошлом году одному вожатому в постель подложили живуюгадюку. Представляете?! Поймали в бутылку в лесу и подсунули.

— Потому что с детьми надо по-доброму, — заметилвожатый, — а если за шиворот таскать и березы ногами ломать, они не толькозмею подложат, но и поджечь могут.

— Пошел ты, — прошептал воспитатель, — тожемне, спец…

Кнопки немного охладили боевой настрой Сумарокова, нооставлять подобные проделки без внимания он не собирался. Дашь слабину, совсемоборзеют. Перед полдником педагоги вновь согнали детишек в строй и учинилидознание. Строгое слово взял опытный в расследованиях вожатый.

— На яхте случилось ЧП… Кто-то пришил ВиктораСергеевича…

И сам чуть не заржал над сказанным. Действительно, звучалопрезабавно. Отряд дружно засмеялся.

— Не вижу ничего смешного!.. Виктор Сергеевич —заслуженный педагог России, воевал в горячих точках, на чеченских фронтах.Специально приехал сюда, чтобы… — Евгений Дмитриевич запнулся, потому чтоне был хорошим оратором, — чтобы вы могли спокойно отдыхать. И никому недано право его… Его обижать.

«На обиженных воду возят».

Обиженный педагог России стоял рядом и хмуро вглядывался влица подопечных, пытаясь угадать, кто совершил подлую измену. Обратка, то естьместь, будет страшной…

— Мы предлагаем признаться добровольно, прийти сповинной, — продолжил вожатый-дознаватель, — это смягчающееобстоятельство. В противном случае мы проведем расследование и все равно узнаемистину. Но тогда ни о каком снисхождении не может быть и речи… Накажем весьотряд.

— Отвечаем, — мрачно подтвердил воспитатель,опустив слово «за базар».

Отряд затих, но никто не спешил писать явку с повинной.

— Мы работаем в милиции. В уголовном розыске. И если выдумаете, что мы не сможем найти прес… виновного, то напрасно. На одеялеостались отпечатки пальцев. После полдника мы всех дактилоскопируем, а к ужинувсе выясним. Это не блеф. Я понятно объясняю?

Мальчики и девочки дружно закивали головами, но по-прежнемуиз строя никто не выходил.

— Наверняка кто-то из вас знает виновного, но боитсясказать… Он может сказать потом. Ничего зазорного в этом нет, потому что мыхотим узнать правду. А правда превыше всего. Итак, считаю до трех…

Сосчитал. Пионеры не кололись. Никого не испугало дажестрашное и непонятное слово «дактилоскопировать».

— Что ж, — вожатый в сердцах стукнул кулаком оладонь, — не хотите по-хорошему…

— Ты чего, дуплить их собрался? — шепнулвоспитатель. — Да черт с ними… Прибьешь еще, срок намотают…

— На первые две недели отряд остается без купания. Аесли повторится что-либо подобное, то и на всю смену. Зинаида Андреевнаразрешила применять любое наказание.

Гул неодобрения пробежал по строю, но признаться в содеянномникто по-прежнему не спешил.

— В столовую — шагом марш!

По пути на камбуз Виктор Сергеевич одернул ЕвгенияДмитриевича:

— Ты со своими ментовскими штучками завязывай. Чего тыстукачей из них делаешь?

— Не стукачей, а сознательных граждан. Между прочим,девяносто процентов тяжких преступлений раскрываются с помощью, как вы ихназываете, стукачей. Ничего более эффективного человечество пока не придумало.И вряд ли придумает.

— Потому что на другое мозгов не хватает… Завязывай, ясказал. Это я тебе как воспитатель советую. Ссученных нам не надо.

— Тогда тебя снова пришьют!

Спустя час после полдника, когда Виктор Сергеевичвозвращался из места общественного пользования, называемого в его кругахпарашей, к нему подошел аккуратно подстриженный мальчик в красной футболке итаких же красных шортах.

— Виктор Сергеевич, — негромко и быстропрокартавил он, — вас Жуков с Пантелеевым пришили… Я сам видел…

Сумароков несколько секунд смотрел на доносчика, потомспросил:

— Твоя как фамилия?

— Ложкин… Юра.

— Запомни, Юра: будешь стучать — погано кончишь…

— Но вы же сами сказали, кто знает…

— Тебе послышалось.

Вечером, после ужина все яхты-отряды собрались в клубе. Скамеекна всех не хватило, поэтому старшим пионерам пришлось стоять вдоль стен. Насцену вышла Зинаида Андреевна в морской форме, пилотке и красном галстуке. Онапоздравила прибывших с началом отдыха, после чего произнесла сорокаминутнуюречь, ключевыми словами которой были «дисциплина» и «порядок». Не забыла иодноименную секцию. Разъяснила, что можно и что нельзя. Можно толькоодно — соблюдать распорядок и слушаться воспитателей. Нельзя — всеостальное.

Потом начала представлять взрослый коллектив. По имени-отчеству.Именно так должны обращаться дети к старшим. На сцену выходили и становились встрой те, кто взялся этим летом за благородное дело — растить будущеестраны. Практически все — в матросской униформе. Первым предсталзавхоз — человек, без которого никакое будущее не мыслимо. Ни светлое, нитемное. Его встретили бурными овациями. За ним на сцену поднялась СветланаМихайловна Лисянская — улыбчивая массовица-затейница, от богатствафантазии которой зависел пионерский досуг. Потом с детьми знакомились физрук-плаврук,музрук, врач и медсестра, завстоловой Мальвина Ивановна, при имени которой залзасмеялся, а кто-кто дурашливо пропел: «А где Буратино?» Но Мальвина Ивановнане обижалась. Видимо, привыкла… Кладовщица, сторож, экспедитор и водительгрузовой машины, доставляющей продукты в столовую, не задержались на сцене.

Наконец, дошло дело до основного контингента —воспитателей и вожатых. В лагере было семь отрядов, на каждый полагалось по двачеловека. Только в шестой добавили Леночку Бичкину — в отряде долженнаходиться педагог женского пола. Представлять начали с седьмого, младшего. Двестудентки Тихомирского педучилища на практике.