Палубы и трюмы были поочередно очищены, и уже через 10 минут Декейтер занял весь корабль, не понеся при этом никаких потерь (не считая одного человека, получившего легкое ранение). Несколько отрядов, на которые были разделены штурмующие, собрались на тщательно выбранных заранее местах, где разложили, а затем подожгли горючие вещества. Каждая группа действовала самостоятельно и слаженно. Они двигались настолько быстро, что, когда те, кто должен был трудиться в кормовых трюмах, добрались до кубрика и кормовых кладовых, над их головами уже зажглись огни. Когда офицер, выполнявший эту задачу, завершил работу, он увидел, что в кормовых люках так много дыма, шедшего от пожара в кают-компании и каютах младших офицеров, что ему пришлось бежать на палубу с помощью расположенных на носу лестниц.

Довольные хорошо сделанной работой американцы перескочили на палубу «Интрепида», разрубили с помощью шпаг и топоров канаты, которыми их корабль был привязан к «Филадельфии», сели на кормовые весла и, как только пламя стало обжигать их собственные реи и фальшборта, отвели судно подальше. Затем последовала борьба за спасение, ставшая последней сценой этой драмы, которую, вероятно, лучше всего можно описать словами одного из участников данной операции коммодора Чарльза Морриса.

Той ночью он первым поднялся на борт «Филадельфии», и во время этой операции проявились те его качества, которые в будущем сделают его одним из самых выдающихся мореплавателей своего времени. «До того времени, – писал он, – корабли и артиллерийские батареи противника не подавали признаков жизни, но теперь они были готовы к действию, и когда члены команды кеча трижды прокричали „ура!“, радуясь своему успеху, в ответ они услышали поголовный залп, раздавшийся со стороны противника. Царивший в тот момент беспорядок, очевидно, не позволил им тщательно прицелиться, и, несмотря на непрерывный обстрел почти из сотни орудий, продолжавшийся на протяжении получаса, единственный снаряд, попавший в кеч, прорвал брамсель. Гораздо большую опасность для нас представляла «Филадельфия», чьи борта загораживали пролив, по которому мы отступали, а пушки были заряжены и стали опорожняться при нагревании.

Мы сумели избежать и этой угрозы, и, заставляя кеч двигаться вперед с помощью кормовых весел, члены команды обсуждали красоту водяной пыли, поднятой снарядом, упавшим между нами и ярко светившимся кораблем, вместо того чтобы думать, насколько большую опасность несет с собой столкновение. Корабль действительно выглядел потрясающе. Горевший внутри огонь освещал его иллюминаторы, и, поднимаясь по снастям и мачтам, образовывались огненные столбы – колонны, которые, добравшись до самого верха, превращались в прекрасные капители, при этом периодические выстрелы из ее пушек создавали впечатление, будто судном управляет некий дух. Достойным дополнением и прекрасным фоном для картины стали стены города и его артиллерийские батареи, а также мачты и снасти стоявших на якоре крейсеров, великолепно освещенные и казавшиеся живыми из-за артиллерийской стрельбы. Благодаря легкому ветру и нашим усилиям мы вскоре оказались за пределами досягаемости их выстрелов, а возле входа в бухту нас встретили лодки с «Сирены», которая должна была действовать совместно с нами и члены команды которой радовались нашему успеху, в то же время горюя, что не сумели принять участие в его достижении… Успех этого предприятия в значительной степени способствовал поднятию престижа военно-морского флота как дома, так и за рубежом. Наши заслуги признали по достоинству во многом благодаря коммондору Преблу, принявшему решение и разработавшему план, и лейтенанту Декейтеру, добровольно вызвавшемуся реализовать задуманное, хладнокровию, самообладанию, находчивости и отваге которого мы во многом обязаны этим успехом».

Тем временем коммодор Пребл спешно готовился к более серьезным действиям и 25 июля прибыл к Триполи во главе эскадры, состоявшей из фрегата «Конституция», трех бригов, трех шхун, шести канонерских лодок и двух бомбардирских кораблей. Ему противостояли более 100 орудий, установленных в боевом порядке на располагавшихся на берегу артиллерийских батареях, 19 канонерских лодок, 1 10-пушечный бриг, 2 шхуны, на каждой из которых было установлено по 8 пушек, и 12 галер. В период между 3 августа и 3 сентября было предпринято пять атак, и, несмотря на то что захватить город так и не удалось, Триполи был причинен значительный ущерб, что впоследствии позволило заключить мир на вполне приемлемых условиях.

В сентябре Пребла сменил Баррон, но это произошло не из-за потери первым доверия, а в связи с тем, что власти не могли поставить офицера, который был ниже его по званию, во главе эскадры, направленной в дополнение к его собственной. По возвращении в Соединенные Штаты он был награжден золотой медалью и получил вместе со своими офицерами и матросами благодарность от конгресса за доблестную и верную службу.

Блокада поддерживалась крайне активно, а в 1805 г. объединенными сухопутными и военно-морскими силами (первыми командовал генеральный консул Итон, служивший в американской армии в чине капитана, а военно-морским десантом руководил лейтенант О'Баннон) было предпринято нападение на триполитанский город Дерна. Противник оказал энергичное, хотя и неорганизованное сопротивление, но снаряды военных кораблей заставляли триполийцев перемещаться с места на место, а затем, наконец, силы под командованием О'Баннона и мичмана Манна выполнили свою работу. Итон хотел двигаться вперед, но ему не предоставили подкрепления и доступа к воинским складам, и полученное им преимущество было в значительной степени потеряно.

В июне 1805 г. все военные операции были прекращены, и после ставших уже традиционными интриг, задержек и разглагольствований пашой был подписан мирный договор, согласно условиям которого американцы освобождались от уплаты какой-либо дани, а их корабли получали постоянный иммунитет от нападений триполитанских морских разбойников. Каким бы приемлемым ни было это решение, сам факт того, что в нем фигурировала дань, выглядит довольно неудобным. После того как стороны обменялись пленными, власти Триполи потребовали, чтобы для закрытия контракта Соединенные Штаты заплатили крупную сумму – 60 000 долларов, что американцы и сделали.

Однако благодаря этому договору в европейцах проснулась сознательность, и с того самого дня, как он был подписан, берберские пираты стали постепенно терять свое влияние и силы. Страны Старого Света более четко осознали свой долг и перестали узаконивать грабеж в открытом море. Благодаря этому успеху Америка быстро обрела статус, который ей было бы сложно получить каким-либо другим способом, и в дополнение к этой моральной победе столкновение с Триполи стало самым мощным фактором, способствовавшим укреплению военно-морского флота Соединенных Штатов.