Он взял пятьдесят рублей и будто бы невзначай поинтересовался:

– Что, если я принесу еще?

Гойдман и Юдин посмотрели на него широко раскрытыми от удивления глазами.

– Мой друг, скажите правду, где вы их нашли? – Шепсель подмигнул ему. – Неужели ездили на раскопки с моей кузиной?

Московский антиквар был серьезен и сосредоточен.

– Когда вы принесете монеты? – осведомился он деловито. – Я рассчитываю уехать сегодня вечером.

– Если вы окажетесь так любезны и подождете минут пятнадцать, – Павел Иванович проигнорировал вопрос своего приятеля о том, откуда у него сокровище, – вы получите еще штук тридцать.

Московский антиквар кивнул:

– Разумеется, я готов ждать. Несите.

Рыльцев вышел из лавки и помчался к крестьянам, которых оставил на скамейке.

Никогда за всю свою жизнь он не бегал так быстро, даже мальчишкой. Сердце колотилось и готово было выскочить из груди, пот заливал глаза.

Воображение рисовало картины одну хуже другой. Ему казалось, что крестьяне уже нашли покупателя и пятьдесят рублей – это все, что удастся заработать, хотя если бы он был более знающим, то обязательно бы обогатился на этом кладе.

Когда Рыльцев увидел скамейку, из измученной груди вырвался вздох облегчения.

Два оборванца по-прежнему сидели на ней, лузгая семечки, а его любимая женщина прохаживалась по тротуару с раскрытым кружевным зонтиком.

Увидев Павла Ивановича, взмыленного, как конь, который проскакал несколько сотен верст, девушка кинулась к нему:

– Ну что? Что сказал кузен?

– Все складывается удачно. – Рыльцев принял невозмутимый вид, понимая, что ему предстоит торг, и подошел к крестьянам.

– На сей раз монеты оказались подлинными, – проговорил он. – Я покупаю у вас клад по рублю за штуку.

Оборванцы переглянулись.

– Маловато будет, барин, – промолвил чернявый и шумно высморкался. – Чай, мы не впервой монетки продаем и тоже цены знаем. Прибавить бы надо.

Рыльцев чуть не прикусил язык от удивления. Он ожидал, что оборванцы с радостью расстанутся с монетками – да не тут-то было.

– Хорошо, – согласился помещик. – Больше двух рублей все равно вам никто не даст.

– Стыдно вам обкрадывать бедняков, – вмешался белесый, такой белесый, что казалось, у него не было ни ресниц, ни бровей. – Нет, нет на это нашего согласия. Называйте настоящую цену.

К изумлению Павла Ивановича, крестьяне затеяли настоящий торг. Они словно кожей чувствовали, что помещик знает настоящую цену и эта цена намного выше той, которую он предлагает.

Рыльцев никогда не умел торговаться, в конце концов, это не барское дело, для таких дел имелся приказчик. Пот заливал глаза, остро пах под мышками, сердце стучало о ребра все сильнее и сильнее, и, когда все это закончилось и они остановились на десяти рублях, несчастный вздохнул с облегчением.

Крестьяне ловко спрятали деньги в широченных карманах, а битый кувшин перекочевал в руки Павла Ивановича.

Пани Барбара стояла под деревом в теньке и с улыбкой наблюдала за ними.

Когда оборванцы ушли, поругивая мошенника-барина, Рыльцев бросился к ней.

– Умоляю вас, пойдемте к вашему кузену. Мне удалось продать две монеты за двадцать пять рублей. – Он побледнел от волнения. – Сейчас мы выручим большие деньги… – Бедняга хотел добавить, что теперь они смогут пожениться, но удержался.

Все это он еще успеет сказать своей возлюбленной, когда получит деньги.

Взяв девушку за руку, помещик потащил ее в лавку Гойдмана. Пани Барбара покорно шла рядом, ни о чем не спрашивая.

Вот наконец эта лестница, этот спуск, ведущий к лавке… Боже мой, неужели сейчас…

Павел Иванович распахнул дверь и влетел внутрь, как ветер.

Юдин невозмутимо восседал на стуле, выдвинув вперед массивную челюсть.

Увидев Рыльцева, он оживился:

– Принесли?

Помещик с трепетом вручил ему кувшин.

Юдин взял самую верхнюю монету, поднес ее к глазам, недовольно поморщился и, встав, подошел к столу Гойдмана:

– Дайте-ка мне вашу лупу, господин Гойдман.

– А шо такое? – Шепсель придвинулся поближе к московскому антиквару.

Тот взял лупу и тщательно рассмотрел монету.

– Черт знает что такое, – проговорил он недовольно и сверкнул зелеными глазами на Рыльцева. – Вы что же, решили посмеяться надо мной, милостивый государь?

Павел Иванович побледнел:

– Что вы хотите этим сказать?

– А то и хочу, – сердито отозвался Юдин. – Это подделка, милейший. Я слышал о мошенниках, которые смешивают подлинники с подделками, но всегда считал, что они не вашего уровня. – Он высыпал содержимое горшка на стол, и Шепсель тоже взял одну из монет.

– А ведь господин Юдин прав, – заключил он, изучив ее. – Тут, похоже, одни подделки. Где вы взяли этот клад, господин Рыльцев? Теперь вы ответите нам?

Помещик стоял ни жив ни мертв, лишившись дара речи. Антиквары с ловкостью перекидывали монеты, как жонглеры – мячики.

– Больше ни одной подлинной. – Юдин провел рукой по лбу и сел в кресло. – Господин Гойдман, давайте сдадим его в полицию. Это мошенничество высшего разряда. – Он уже сжал огромные кулачищи, словно готовясь нанести удар бедному помещику, но Гойдман успел вступиться за друга.

– Я знаю Павла Ивановича как порядочнейшего человека, – произнес он. – Это родовитый дворянин, которому нет нужды обмишуривать покупателей. Скорее всего, он сам стал жертвой мошенничества.

Рыльцев зашатался и закрыл лицо руками. Он чувствовал себя опозоренным. Милейшая Барбара теперь наверняка презирает его… К тому же по собственной глупости он потерял значительную сумму, превышающую сумму от продажи урожая.

Он бессильно опустился на стул, и из груди вырвалось что-то похожее на рыдание.

Тяжелая рука Гойдмана дружески опустилась на тощее плечо.

– Вы должны немедленно пойти в полицию, – сказал Шепсель и грустно вздохнул. – Да что там пойти… Вы должны бежать. Может быть, этих мошенников поймают и вернут ваши деньги.

Павел Иванович встрепенулся, и впереди засветил лучик надежды.

– Я пойду с вами. – Гойдман быстро надел котелок и, взяв помещика за локоть, повел в участок, приговаривая по дороге: – Полицейских давно интересовали мастерские, которые изготовляют поддельные монеты. Они займутся мошенниками, вот увидите.