…и дальше, через строй сексуально неудовлетворенных и разъяренных мужчин. Мужчин, которые после пятнадцати минут легкого петтинга через маленький лючок в плексигласовой перегородке брали телефонную трубку, чтобы обсудить, сколько будет стоить демонстрация влагалища. Антуан сперва тянул время, застенчиво объясняя, что сейчас у него «эти дни». Постепенно его нервное поведение, упорное нежелание «показать киску» и заметное шуршание щетины вызывали у клиента подозрения. Клиент начинал паниковать. Его глаза скакали с груди на кадык, обратно на сиськи, потом на руки и ноги и снова на сиськи. Человек начинал лаять обрывистыми фразами, его злость и шок сплавляли повествовательные, восклицательные и вопросительные интонации в единую мысль, которой подходила любая форма пунктуации: У этой сучки борода. У этой сучки борода? У этой сучки борода!

– Позовите менеджера!

После того как им показывали вывеску и насмешками выгоняли из заведения, мужчины, пережившие психологическую травму, выстраивались на Восьмой авеню, переоценивая свою сексуальную ориентацию. Антуан в сопровождении Уинстона фланировал мимо, словно звезда на красной дорожке, выслушивая требования о возврате денег, угрозы отомстить, а иногда и предложения руки и сердца.

Фелисия открыла помаду и прильнула к боковому зеркалу ближайшей машины. Медленно и уверенно, как тридцатилетняя, нанесла перламутровую помаду.

– Точно как Антуан, – прокомментировал Уинстон. – Девочка, тебе стоит подобрать другой пример для подражания.

Он уже почти вошел в подъезд, но услышал тонкое позвякивание колокольчика и обернулся. Как раз вовремя, потому что в этот момент самая младшая девочка скользнула меж машин, испустила боевой клич и понеслась на него. Наклонившись вперед, Уинстон топнул ногой в тяжелом ботинке.

Громкий звук остановил отощалую валькирию, она пошатнулась, как засыпающий наркоман, пытающийся сохранить равновесие. Уинстон моментально ее узнал: ребенок, который жил напротив бруклинского наркопритона.

– А ты что тут делаешь, маленькая воровка?

Девочка отвела глаза и показала на светящийся красным эркер.

– Если ты хочешь подняться наверх, чтобы шарить по карманам педиков и трансвеститов, имей в виду: они все носят либо платья, либо облегающие брюки.

Девочка сложила цепкие ручонки на груди. На ее лице было такое страдальческое выражение, что, казалось, она скорее обнимает себя, чем выражает презрение оппоненту.

– Пошел ты в жопу, толстый мудило.

Уинстон уже наметил место на ее ноге для пинка, но тут девочка расплакалась. Колокольчик на ее шее весело позвякивал в такт рыданиям, сотрясавшим ее худенькое тело. Уинстон выругался и сплюнул.

– Черт. – Он присмотрелся к ребенку. Она была еще более грязной и худой, чем раньше. – Вы ее знаете? – спросил он остальных девиц, удивляясь, чем вызвал у малолетки такую бурную реакцию.

– Не, какая-то тетка оставила ее тут и зашла внутрь.

Симптомы бедности со временем не меняются, и Уинстон точно знал, на кого походил плачущий ребенок: на второстепенного персонажа «Гроздей гнева» Джона Форда. Бруклинский представитель семьи Джоуд, покрытая с головы до ног застарелой грязью родительского и общественного пренебрежения. Рваные кеды, зашнурованные с пропусками. Сползшие белые носки, окольцованные грязными полосками. Худые коленки, выглядывающие из-под обрезанных джинсов. Розовая футболка с жирными пятнами, из которой она давно выросла. Голый живот обрамляли торчащие ребра, как у львенка, голодающего в африканской засухе. На голове, как языки пламени, торчали нечесаные хвостики, выжженные солнцем до красноты. Девчонка стукнула себя по бедру и сильно прикусила нижнюю губу, чтобы перестать плакать. Уинстон, как подобает доброму самаритянину, похлопал по карманам в поисках жвачки. Сладость исчезла с его ладони раньше, чем он успел что-то сказать. Она жевала быстро, словно опасаясь, что Уинстон залезет ей в рот и заберет угощение.

– И что там за предсказание? – спросил он. Девочка протянула обертку. – «Того, кто сказал «Слова не могут сделать больно», никогда не били словарем».

Это не предсказание, подумал Уинстон, поднимаясь по лестнице. Просто фраза, констатация или еще какая фигня.

Другие девочки вернулись к мечтам об успехе, представляя, как журналисты пишут восторженные отзывы об их дебютном сингле и берут льстивые интервью для журналов.

– Я такая на обложке типа еду по району за рулем «рейндж-ровера». Машу людям на улице, мол, кагдила! И буду рассказывать репортеру: «Когда-то я знала всех этих ниггеров».

– Придумала! Придумала! Мы будем называться «Н-О-Г-И» – «Неожиданный Объект Громадного Интереса»!

– А давай «Н-А-В-О-З»? «Нагие Акробаты В Общественных Заведениях»?

Тихая маленькая девочка пыталась надуть пузырь, который сделает ее мир светло-розовым. Пузырь такой большой, что, лопнув, он испугает богов и прилипнет к ее ушам. Как только жвачка размокла для надувания, девочка расплющила комок языком о нёбо. Потом с громким влажным хлюпом отлепила диск и передвинула к зубам, чтобы края его улеглись на резцы, а центральное утолщение уперлось в губы изнутри. Она медленно раздвинула зубы и губы кончиком языка, одновременно набирая воздух для рекордного пузыря. У нее был поразительный контроль над дыханием. Мягкий, медитативный выдох породил хороший, чистый шарик, который быстро утончался. Девочка запаниковала. Ей не хватало жвачки. Ее дыхание стало неровным. Еще одна порция воздуха… Но следующий выдох оказался слишком сильным, и вся жвачка вылетела у нее изо рта и шмякнулась на асфальт, розовая, еще сочная, сладкая и липкая. Потерянная навсегда.

Уинстон зашел в фойе, поздоровался с охранником столкновением кулаков, тот отодвинул бордовую занавеску, впуская гостя внутрь. Комната была заполнена танцующими парами. Закрыв глаза и выставив вперед руки, они дрейфовали в тяжелых волнах густого басового фанка. Они плавали в музыке, словно рыбий косяк, внезапно разворачиваясь, меняя направление, повинуясь скрытому в вибрациях сигналу.

Обычно в такой ситуации Уинстон оглядывал танц-пол, колыхающиеся зады, намечал себе симпатичную пару ягодиц, пристраивал к ней свою ширинку и не слезал с нее, пока не приходило время идти за пивом. Но сегодня он танцевать не станет, подумал Уинстон, потому что тут сплошь чокнутая голубизна собралась. Уинстон осмотрел свои руки в поисках заразы. Красный свет придал кофейной коже оттенок зеленого мха. Едкие запахи табачного дыма, благовоний и сахариновая вонь женского парфюма на потных мужиках соединились в подобие болотного газа, немедленно пропитав его одежду. Уинстону хотелось пива, но похотливые взгляды мужчин, толпившихся в темных углах, одиночек, ищущих себе пару, налили его конечности свинцом. Ничего не оставалось, как бежать от гомосексуального бесстыдства.

Он спросил, как найти Антуана, и один из танцующих направил его в подвал, где располагался VIP-зал. У подножия лестницы его ждала вся команда: Фарик, Чарли О’, Надин, Армелло и Буржуй. Они оккупировали дальний угол бара, потягивали «Бад» из банок и молча смотрели телевизор, подвешенный под потолком. Ближе к входу шесть женщин со спокойствием завсегдатаев помешивали свои напитки.