В Маунтин Сайлэнс мы живём уже пятнадцать лет, Лалит работает на местной почте, а я нашел себе отличное место администратора в местной гостинице с красивым названием “Древний кедр”.

Мы решили взять еще двух детей, когда Лиаму исполнилось четырнадцать и он начал вести с нами разговоры о поступлении в колледж. Так в нашей семье шесть лет назад, в возрасте десяти лет, появился Чад и четырехлетняя Шанти. Если в предыдущий раз мы, будучи молодыми и неопытными, специально выбирали себе здорового ребенка, то в этот раз мы осознанно искали “проблемных” детей, тех, у которых было меньше шансов попасть в семью, чем у “обычных”, здоровых детей. Чаду, брошенному когда-то и кем-то в роддоме и с тех пор не покидающему стен приюта, было сложно передвигаться без костылей, а Шанти, сразу после рождения забытой кем-то в туалете одной из забегаловок Миссиссоги, была аллергиком и страдала интермиттирующей астмой.

Дети на удивление быстро подружились между собой, что изначально нас с Лалит больше всего волновало: мы боялись, что Лиам, обычно добродушный и открытый, может вдруг проявить ревность, ведь он продолжительное время был единственным ребенком в семье, но он наоборот проявил такой энтузиазм в этом вопросе, что Чаду с Шанти не оставалось ничего, кроме как с легкостью вписаться в нашу семью и стать её полноценными частями. Мы с Лалит были необычайно счастливы таким развитием событий, наверное поэтому наше внимание притупилось, когда социальный работник предложил нам взять еще одного ребенка. Мы улыбнулись тому, что среди наших детей уже есть один индиец, один еврей и одна белокожая, почему бы нам не взять ребенка африканского происхождения? Мы слишком быстро согласились и практически сразу пожалели о поспешности своего согласия…

Мы многого не учли. Например о том, что Зери до нас успела сменить пять семей, мы узнали только после её первого побега из дома. Еще мы не учли её возраст – такого взрослого ребенка прежде мы не пробовали брать из приюта. В свои двенадцать лет Зери уже не была девочкой – она была полностью сформировавшейся девушкой, с третьим размером груди и голосом на тон грубее моего…

Наша жизнь в мгновение ока превратилась в какой-то ужас, а прежде тихий дом в настоящее поле боя. На фоне весельчака Лиама, гения Чада и тихони Шанти Зери казалась нам чем-то неконтролируемым и импульсивным, но мы с Лалит не хотели сдаваться сразу. Мы не хотели, чтобы этой девушке пришлось возвращаться в приют в шестой раз, думали, что сможем показать ей, что она способна стать частью семьи, но у нас так ничего и не получилось. В какой-то момент я стал замечать, что Лалит боится её. Я и прежде замечал, и жестко обрывал попытки Зери физически доминировать над Чадом или Шанти (Лиам к тому времени уже поступил в университет, чему мы с Лалит безумно гордились), но когда я увидел страх в глазах своей жены, я понял, что с меня достаточно. Это произошло в конце октября. Зери снова не ночевала дома и снова не хотела нам говорить, где её черную задницу носило. Лалит пыталась с ней поговорить, а я немного замешкался в ванной и поэтому зашел на кухню позже, и вдруг увидел то, чего не хотел бы видеть никогда: черная, как ночь, девушка, не очень-то высокая, но коренастая и мускулистая, нависает над моей тонкой и хрупкой женой, и кричит ей в лицо о том, что она не намерена терпеть её “недоматеринские” выходки… Я врезал этой неблагодарной такую мощную пощечину, что у нее, немного поддатой то ли от алкоголя, то ли от легких наркотиков (я бы уже ничему не удивился), слезы из глаз посыпались не от обиды, а от очевидной боли. Она выбежала из дома стремглав, а я обнял Лалит за плечи и прошептал ей на ухо слова о том, что с нас достаточно: мы не будем терпеть до конца учебного года, мы не будем бояться того, что этот человек может причинить боль настоящим нашим детям. Мы откажемся от Зери до Рождественских каникул, которые в прошлом году она испортила, выкрав все наши подарки детям и сбежав с ними в Дэф Плэйс, где её и нашли пьяной в дым. В этом году никто не испортит нам Рождество, никто не отберет у Чада костыли, никто не спрячет ингалятор Шанти, никто не заставит мою жену бояться громких и несправедливо грубых слов в её адрес.

Мы приняли решение и хотели огласить его детям после Хэллоуина. Но и здесь Зери нас уделала, словно малолетних сопляков. Она умерла, да еще будучи обдолбанной и беременной, словно хотела нагло посмеяться нам всем в глаза своим гортанным громким смехом и не просто сказать, но доказать, что из нас с Лалит так и не получились нормальные родители. “Не можете иметь своих детей, так не подбирайте чужих. Природа ведь ясно дала вам понять, что вам никогда не стать никакими родителями”, – бросила однажды нам в лицо она. Теперь, потеряв жизнь таким образом, в таком состоянии, она словно наложила на свои слова печать, словно утвердила их, выгравировала в пространстве… Я не был бы сейчас так на нее зол, если бы не видел, как страдает из-за этого Лалит. Я уверен, что смогу простить Зери, смогу простить ей всё и только после этого простить себя, но не раньше, чем Лалит перестанет страдать из-за нее. Хорошо, что у нас есть другие дети. Хорошо, что на Рождество к нам приедет Лиам. Хорошо, что Лалит сегодня спала спокойно. Хорошо скоро станет и мне. Когда это дело наконец будет закрыто и местный шериф с этой приезжей агентессой перестанут к нам лезть, всё выведывать и вынюхивать… Агент Нэш разговаривала с нами только один раз, но этот Шеридан… За последние шесть дней он позвонил нам трижды, трижды разговаривал с Лалит и Чадом, и со мной… Он что-то подозревает, что-то ищет…

Нашей семье просто нужно спокойствие. Такое долгожданное… Мы шли к нему на протяжении мучительных пяти лет… Нам просто нужно забыть о том, что произошло. 

Я проснулась от страшного звука, развернувшегося в каждом миллиметре пространства вокруг меня. Я резко распахнула глаза и грохот сразу же повторился. Я осознавала, что это гром, нереальный, из фантастических миров, но не могла поверить в то, что столь сильные небесные раскаты могут существовать в реальном мире. Казалось, будто безымянная гора, нависшая над Маунтин Сайлэнс, раскалывается напополам и создает этот вводящий душу в оцепенение гром.

Подобное пробуждение заложило в мою грудную клетку беспокойство. Думаю, в это утро в Маунтин Сайлэнс все будут испытывать нечто подобное: неосознанный животный страх, заложенный в подсознательных недрах головного мозга, навеянный дикой природой.

Взяв мобильный в руки, я посмотрела на часы и сначала не поверила в то, что уже девять часов утра. Выходит, сегодня я проспала целых три часа: с полуночи до двух часов и с восьми утра до девяти. Весьма неплохой результат, особенно с учетом того, что выпитое мной накануне вино сейчас не вызывало у меня ни головной боли, ни тошноты. Только хотелось умыть пылающее после сна лицо и влить в просушенное горло стакан негазированной воды.

Разобравшись с утренней гигиеной в ванной напротив, я вернулась в свою комнату и, переодевшись в свежие джинсы и рубашку, отправилась в гостиную, где, как я и ожидала, Гордон с Вольтом уже вовсю бодрствовали. Вчера перед тем, как заснуть, я пробила Шеридана по базе ФБР и подтвердила его слова о том, что он действительно двенадцать лет назад являлся специальным агентом ФБР, причем за плечами он имел красивый послужной список, даже огнестрельное ранение есть.