Три года Тимко и Микита сидели на веслах, три года по их спинам гуляла нагайка надсмотрщика, и все это время они мечтали о побеге. Да и кто из гребцов-невольников об этом не думал? Многие их товарищи нашли последнее успокоение в глубинах Черного и Средиземного морей, но бывшие бурсаки оказались на диво крепкими орешками. Частые порки, которым они подвергались в коллегиуме, послужили неплохой закалкой.

И вот наконец наступил миг, о котором грезят все пленники, – они почувствовали приближение свободы. Пусть за нее еще нужно было драться, но уж лучше умереть в бою, чем скончаться прикованным к галерной банке. Тимко и Микита после долгих трудов и ухищрений достали напильник и перепилили свои цепи. Они сумели освободить еще десятерых товарищей по несчастью, да вот беда, надсмотрщик заметил железные опилки под ногами гребцов и сразу понял, откуда они. Невольники хотели захватить судно ночью, чтобы перебить сонных матросов и в темноте уйти подальше от берегов Крыма, но им пришлось схватиться с командой галеры раньше назначенного срока.

Сначала Тимко и Микита орудовали веслами, а затем, подобрав ятаганы поверженных турок, устроили беспощадную рубку. Они понимали, что это их последний бой, но это только придавало им сил. Пощады от османов ждать не приходилось – разъяренные турки убивали не только тех, кто сбросил оковы, но и остальных гребцов-невольников. Когда пали все их товарищи, Микита крикнул своему другу и побратиму:

– Спасайся! Прыгай в воду! Я взорву галеру!

– Нет! Мы умрем вместе!

– Меня никто не ждет, а ты еще можешь отыскать свою Ядвигу! Прощай, брат!

– Прощай, Микита…

Микита Дегтярь подобрал оброненный турками пистоль, пробился к пороховому погребу, и спустя мгновение страшный взрыв разнес галеру в щепки…

От французов, которые его подобрали в море, Тимко особых милостей не дождался. Он опять сел на весла, правда, в качестве вольнонаемного гребца, заменив умершего матроса. Но на самом деле он как был невольником, так и остался, хотя Тимку за службу полагалось жалованье, правда, мизерное. Уйти с фрегата он не мог, ему бы никто этого не позволил, да и уходить в общем-то было некуда. «Вандом», доставив посла Франции маркиза де Нуантеля в Константинополь, немедленно покинул Турцию и отправился по месту назначения – на Антильские острова.

В Европе разгорался франко-испано-голландский конфликт, в любой момент готовый перерасти в войну, и фрегат торопился присоединиться к французской эскадре на Мейне. Предприимчивый Кольбер[30], морской министр и интендант финансов, конечно же не мог оставить без внимания «золотое дно» на Карибах, где пролегали пути испанских галеонов, под завязку нагруженных ценностями. И «Вандом» под командованием капитана Мишеля де Граммона принял живейшее участие в мелких стычках с испанскими и голландскими судами.

Это было прибыльное занятие как для офицеров, так и для команды, потому что им полагались призовые выплаты, а если учесть, что испанские и голландские галеоны перевозили кроме золота и серебра еще и очень дефицитные в Европе колониальные товары, то это были огромные деньги. Всего лишь один удачный абордаж мог принести простому матросу, не говоря уже про капитана, целое состояние.

Тимко безропотно нес свой крест. После гибели побратима Микиты Дегтяря у него внутри словно что-то оборвалось. Пропала последняя ниточка, которая связывала его с родиной, и Тимко в мрачной безысходности поплыл по течению, не веря, что когда-нибудь возвратится домой, и тем более, что сможет отыскать Ядвигу.

В команде «Вандома» он получил имя Тим Фалькон. Для того чтобы занести Тимка в списки, его имя сократили, а фамилию перевели почти в точности. Она происходила от украинского слова «гармата» – пушка, а поскольку на флоте в качестве орудий в основном применяли фальконеты[31], то новому матросу «Вандома» и прилепили столь звучное прозвище. Тем более что де Граммон был восхищен храбростью и боевыми качествами бывшего невольника, которые ему довелось увидеть воочию.

На веслах Тимко сидел недолго. Спустя два месяца «Вандом» попал в страшный шторм и напоролся на рифы у какого-то безымянного островка. Остался ли в живых кто-нибудь из команды, Тимко не знал. Ему повезло ухватиться за обломок мачты, который спас его от верной гибели. Почти сутки Тимка носило по волнам, пока его спасательное средство не прибилось к большому острову, как он узнал позже, почти полностью принадлежавшему Испании. Испанцы сначала называли его Эспаньолой[32], а потом переименовали в Сан-Доминго; впрочем, в ходу было и первое, и второе название.

Изрядно обессилевшему и голодному Тимку здорово повезло, что на него сразу наткнулся вольный охотник-буканьер, которого звали Гуго Бланшар по прозвищу Отшельник. Он был нелюдим, любил одиночество, хотя законам буканьеров, которые жили по принципам свободы, равенства и братства, подчинялся.

Буканьерами обычно становились потерпевшие кораблекрушение, бывшие заключенные, сбежавшие из испанских тюрем, – большей частью французские, голландские и английские моряки, захваченные в плен, – или просто приезжие из Европы, которые были не в ладах с законом и которым нравилась свобода и вольная жизнь. Они оседали в малонаселенной северо-западной части острова, где могли спокойно жить и охотиться. Буканьеры не признавали власти испанской короны, не платили подати и торговали с местными жителями в ущерб испанской монополии.

Буканьеры жили в лесах и по нескольку месяцев не бывали дома. Возвратившись с охоты, они по-братски делили добычу между жителями своего букана – поселения и отправлялись на соседний Черепаший остров – Тортугу, в двух лье от Эспаньолы. Здесь буканьеры продавали поселенцам шкуры, копченое и соленое мясо убитых зверей, покупали порох, свинец и другие необходимые для жизни вещи, а остальные вырученные деньги проматывали.

Самые большие буканы находились на полуострове Самана, на небольшом островке в Байяхской гавани, на северном берегу Эспаньолы, в гавани Марго, на Тортуге, в так называемой Опаленной Саванне, в Мирбалете и на Коровьем острове – по-испански «Вакка», а по-французски «Аваш». Изначально слово «букан» обозначало решетку из сырого зеленого дерева, на ней охотники коптили мясо, которое тоже именовали буканом, долго непортившееся в тропиках. Соль для своих нужд буканьеры добывали оригинальным способом – на солнце выпаривали в шкурах животных морскую воду.