– Нет! – закричал Херцфельд, увидев на экране, как мешок погрузился в темную глубину озера.

– Я сделал только то, что вы хотели! – обиженно прокричал Ингольф, стоявший в десятках метров от причала и ошибочно принявший восклицание профессора на свой счет.

Фон Аппен добрался до креста, и теперь уже ничто не могло его спасти.

– Не двигайся! – вновь закричал Херцфельд. – Ты слишком близко стоишь к проруби!

Он положил монитор на доски пирса и хотел подбежать к Ингольфу поближе, чтобы еще раз предупредить его об опасности. Но не успел!

– Что я делаю? – не расслышав, переспросил практикант. Внезапно раздался такой сильный треск, как будто охотник на другом берегу выстрелил из винтовки, а затем фон Аппен провалился под лед и исчез в воде так же быстро, как мешок с трупом на видеозаписи.

Несмотря на почти арктическую температуру, ледяной покров на озере оказался еще недостаточно прочным, что, по-видимому, объяснялось теплыми течениями, о которых однажды с восторгом рассказал Паулю Мартинек. Другого объяснения тому, что лед проломился под относительно небольшим весом Ингольфа, Херцфельд не находил. Шла одна мучительная секунда за другой, а практикант все не выныривал.

– Помогите! – закричал Херцфельд, осторожно подползая на четвереньках к образовавшейся полынье с острыми краями.

Берега озера казались безлюдными, и не было видно никого, кто мог бы прийти на помощь. Тем не менее Пауль не оставлял попыток привлечь к себе внимание и стал нащупывать свой телефон.

«Черт, я оставил его в сарае!» – мысленно выругался профессор.

Он стал лихорадочно размышлять о том, сколько понадобится ему времени, чтобы вернуться по сходням в лодочный сарай и поискать там предметы, которые могли бы пригодиться ему при проведении спасательных работ: веревку, весло или лестницу, которую можно было положить на лед, чтобы лучше распределить свой вес и не провалиться самому.

Однако он отбросил эти мысли. Ведь ему, как медику, было хорошо известно, что при погружении в ледяную воду у человека сразу же срабатывает дыхательный рефлекс, который уже сам по себе может привести к смерти от удушья из-за спазма голосовых связок. Ингольф, без сомнения, выражаясь медицинским языком, подвергся «холодовому шоку», и с каждой секундой двигать мышцами ему становилось все труднее. В то же время, если ему все же удалось бы самостоятельно вынырнуть на поверхность, то при отсутствии людей поблизости он испытал бы психологический стресс, который окончательно добил бы его. Херцфельд и сам с трудом заставлял себя не поддаваться панике.

Профессор посчитал, что при продвижении вперед он сможет удержаться на поверхности, лишь широко распластав руки и прижимая их ко льду. К тому же холод приглушал боль в его опухших пальцах. Он под острым углом к пристани прополз несколько метров к тому месту, где видел Ингольфа в последний раз.

– Ингольф! – несколько раз прокричал Херцфельд, боясь посмотреть вниз в страхе, что там, подо льдом, каждую секунду может появиться лицо его спутника.

Хорошо еще, что хоть этот страх оказался беспричинным, поскольку внезапно послышались громкие шлепки. Ингольф вынырнул на поверхность и начал грести руками, жадно хватая ртом воздух.

– Эй, я здесь! Сзади тебя! – закричал профессор.

Но практикант его не слышал. В своих беспомощных попытках спастись самостоятельно он все делал неправильно, допуская одну ошибку за другой. Он только зря растрачивал силы, стараясь выбраться на лед с той стороны полыньи, которая была обращена к берегу. Лишив себя зрительного контакта с Херцфельдом, фон Аппен, вместо того чтобы попытаться выползти на лед животом или спиной, стал делать попытки опереться на лед, как на край плавательного бассейна. Однако это ему, естественно, не удавалось – лед, на который он нажимал, ломался, вызывая лишь расширение полыньи. Сам же профессор дотянуться до своего практиканта не мог, а тот, в свою очередь, протянутой ему руки не видел.

– Ингольф, подожди! – изо всех сил кричал Херцфельд, одновременно слыша треск льда.

Мысленно Пауль молил Бога в надежде на то, что тот поможет ему более правильно распределить свой вес, чтобы не провалиться под лед, как Ингольф. Он полз вперед по-пластунски не хуже бывалого солдата, постепенно приближаясь к тому краю полыньи, где барахтался практикант.

– Успокойся и постарайся не делать лишних движений! На этот раз Пауль подполз уже так близко, что Ингольф услышал его. Он обернулся, однако бесполезных попыток выкарабкаться на неровный край полыньи не оставил. Вместе с тем со стороны казалось, что даже малейшее движение давалось ему с большим трудом.

Херцфельд посмотрел на лицо практиканта и увидел первые признаки надвигавшейся смерти – цвет кожи и губ приобрел почти такую же бледно-голубую окраску, какую имели трупы на его секционном столе. Бывалые судмедэксперты называли подобное явление «кладбищенской розой».

– Ты только не волнуйся! Я вытащу тебя отсюда! – крикнул Пауль, не имея ни малейшего представления о том, как он это сделает.

Ингольф, тяжело дыша, посмотрел на него своими большими глазами. Когда-то аккуратно уложенные волосы надо лбом у него сбились и теперь походили на водоросли.

– Мне жаль, – только и смог он выдавить из себя, громко клацая зубами.

– Хватайся за мою руку! – энергично потребовал Херцфельд, понимая, что долго на плаву Ингольфу не удержаться. – Ты сможешь подобраться ко мне поближе?

Пауль сомневался в этом, но отчетливо понимал, что жизнь Ингольфа сейчас целиком зависела только от него. Поэтому он попытался подползти еще ближе к тому месту, где практикант безуспешно пытался выбраться. При этом профессор рисковал сам провалиться под лед или потерять драгоценное время.

– Не… знаю… – с трудом простонал Ингольф.

Практикант повернулся и тоже вытянул руку, хотя и понимал, что это бесполезно, – расстояние все еще было слишком велико. Ему оставалось только оттолкнуться ото льда и попытаться доплыть поближе к Херфельду, что он и попытался сделать. Однако это ему не удалось. Его мышцы настолько одеревенели от холода и усталости, что он не смог осилить даже одного гребка. Не прошло и секунды, как Ингольф снова скрылся под водой.

– Нет! – закричал Херцфельд и, не думая о смертельной опасности, наклонился над водой, продвинувшись далеко вперед.

Он походил на несмышленого ребенка, который хочет поймать рыбку голыми руками, погрузив их в ледяную воду. В сгущавшихся сумерках вода в полынье напоминала нефтяную лужу.

Херцфельд надеялся, что практикант хотя бы еще раз поднимет руку, но на это у Ингольфа уже не хватало сил. Тем не менее профессору все же удалось поймать его за волосы. Схватив практиканта за чуб, Пауль снова вытянул его на поверхность. Как только тот смог держать голову над водой, Херцфельд нащупал его плечи и взял утопающего за руку.

– Дыши! Слышишь меня? Дыши! – кричал Херцфельд. Поскольку профессор держал Ингольфа одной рукой за волосы, а другой за предплечье, практикант не мог снова с головой погрузиться в воду и захлебнуться. Однако вытащить фон Аппена из полыньи Херцфельд в таком положении тоже не мог.