него оказать помощь следствию — единственный выход. Так что, он поможет, не сомневайся. Только и тебя утопит. Сам соучастником пойдет, а ты — организатором. Надо оно тебе?

В ответ раздалось что-то невнятное, потом какой-то шорох и резкое Захаровское: «Сидеть!», от которого присела даже я, хоть Димыч меня видеть не мог, а значит и не мне это было адресовано. Что-что, а гаркнуть, как следует, он умеет. Может парадами командовать или демонстрации разгонять без всякого мегафона.

Я продвинулась вперед еще немного и, наконец, смогла увидеть все своими глазами.

На корме, напротив друг друга, стояли два пластиковых кресла, позаимствованных с верхней палубы. На одном, расставив ноги и опираясь локтями на колени, сидел Димыч. Он жмурился от дующего в лицо ветра и время от времени шмыгал носом. На втором креслице, вжавшись в спинку, сидел Володин. Очень бледный и с очень злым лицом. Когда у Володина случалось такое лицо, мы, официантки, обычно не ждали для себя ничего хорошего. Я и сейчас непроизвольно поежилась, ожидая разноса.

Но сейчас хозяином положения был все-таки Димыч. Поэтому Андрюша наш сидел смирно, после Димкиного окрика, и орать не собирался. Но и соглашаться, похоже, был не намерен.

— Я на тебя жалобу напишу, — пообещал он Димычу. — Ты тут вообще никто. Даже не при исполнении. Где у тебя санкции?

— Какие?

— Какие-нибудь, — растерялся Володин, но быстро пришел в себя. — Это произвол. Вы не имеете права меня арестовывать. Это незаконное задержание.

— Еще про похищение человека напиши. Это покруче будет, — посоветовал со скамейки Вадим. Он сидел там, сразу незаметный, и курил, прикрывая сигарету от ветра ладонью. — А то незаконным задержанием сейчас и не удивишь никого. А ты на жалость дави.

— На жалость тут дави, не дави — бесполезно. Все улики же против него. Отпечатки пальцев, опять же.

— Какие отпечатки? На чем? — заорал Володин, выходя из себя. Как все блондины, он легко краснел и сейчас сидел просто бордовый.

— На веревке! — заорал в ответ Димыч. — Которой девчонку задушили.

— Какая веревка? Не было там веревки.

— А ты откуда знаешь, что не было? Ты же ничего не видел.

Володин замер испуганно, но потом шумно сглотнул и взял себя в руки.

— Рассказывали.

— Кто? — Димыч смотрел на него в упор и даже слегка надвинулся сверху, заставив еще больше вжаться в спинку шаткого кресла. — Кто тебе рассказал, что мы нашли, а что нет?

— Нечипорук рассказывал. Он был там, когда вы ее нашли. И никакой веревки не видел.

— Правильно, потому что мы нашли ее совсем не там. Ты же прекрасно знаешь, что веревку вы вместе с убитой не оставили. Веревку мы позже нашли, и на ней твои отпечатки.

— Нет там моих отпечатков, — заголосил Андрюша. — Я жаловаться буду. Нет моих отпечатков на веревке.

— Как же нет, когда ты этой самой веревкой девчонку задушил?

Димыч схватил Володина за плечи и тряхнул, как тряпичную куклу. Тот ударился спиной о ребро спинки и заговорил быстро-быстро, испуганно глядя на разъяренного Захарова:

— Я не душил никого, не может там быть моих отпечатков, я эту веревку даже не трогал, нет там отпечатков.

— Не душил? Просто рядом постоял, да? Ты ей записку написал?

— Не знаю я никакой записки, — Володин окончательно пришел в себя и завел прежнюю песню. — Я жаловаться на вас буду. Это произвол.

— Надоел ты мне с жалобами и произволом, — сказал Димыч, расстегивая кобуру.

Он достал пистолет и помахал им перед Володинским носом. Очень убедительно помахал, если бы я не знала заранее, что пистолет газовый, решила бы, что Захаров решил пристрелить строптивца. Или, как в кино, приставить пистолет к затылку и узнать все, что требуется.

Димыч, кстати, почти так и поступил. Поднял пистолет и ткнул им Андрюше в лоб.

— Я тебя пристрелю сейчас без всяких санкций, — пообещал он вкрадчиво. — А труп за борт сброшу. Скажу, что ты стал очередной жертвой корабельного маньяка.

— Э-э-э, — Володин отодвинулся, насколько это было возможно в его положении, и даже попытался схватиться за пистолет руками.

Димыч попытку пресек, ударив его по руке, а ствол вдавил в лоб посильнее.

— Погоди, — Вадим поднялся со своего места и подошел к теплой компании. — На фига нам шум? Да еще кровью все забрызгаешь, отмывать потом. И не узнаем мы ничего, если ты его пристрелишь. У меня другая идея есть. Я сейчас, пару минут.

Вадим бодро пошел в мою сторону.

Деваться мне было некуда, убегать поздно. Я скорчила жалобное лицо, так, на всякий случай, и стала дожидаться, когда меня обнаружат.

Обнаружили меня быстро. Вадим даже, как будто, и не удивился особо, увидев меня за углом. Молча взял за руку и вывел на всеобщее обозрение.

— Те же и неугомонная Наталья, — объявил он торжественно.

Димыч обернулся ко мне. Пистолет он так и держал перед собой, поэтому теперь уже я почувствовала себя очень неуютно, разглядывая направленный на меня ствол. Попытавшегося встать Володина, он, не глядя, придавил рукой к сиденью.

— Я же тебе сказал в каюте сидеть.

Я понуро кивнула головой. Спорить не хотелось. Хотелось остаться и поприсутствовать. Только страшновато было, что это за идея у Вадима родилась. Предчувствия у меня какие-то нехорошие.

Димыч велел мне сесть на скамейку и никак себя не проявлять. Так и сказал: «Если я тебя хоть замечу, лично отволоку в каюту и запру». Меня даже не перспектива быть запертой напугала, нет. Я представила подробно процесс волочения меня в каюту, с Димкиными ругательствами сквозь зубы, с попутными ударами об углы, некстати подвернувшиеся на пути, с ковровой дорожкой в коридоре, за которую я обязательно зацеплюсь ногой, чем вызову еще большее Димкино возмущение. Вот обязательно зацеплюсь, я же себя знаю. Поэтому я послушно села на теплую после Вадима скамейку и стала украдкой разглядывать Володина. Пялиться в открытую было неудобно.

Володин моему присутствию совсем не обрадовался.

— Надо было тебя еще в Савельевске ссадить, — прошипел он. — Вот вечно за свою доброту страдаю. И тебя, и Манукян. Сколько вы мне крови попортили.

Он говорил со мной, но смотрел мимо, куда-то вверх, как будто пытался заглянуть на среднюю палубу. А может, надеялся, что там, «этажом выше», кто-то есть, и этот кто-то его услышит и спасет, вырвет из лап озверевшего Димыча. А может, он тоже стеснялся разглядывать меня в открытую, вот и бурчал в сторону. Но все равно было обидно. Когда это я ему успела кровь попортить? Работала не хуже других, даже Карину одергивала и старалась лишний раз на глаза