Подобраться к основным активам тоже не было никакой возможности. «Эта стерва» не собиралась посвящать секретаря в финансовые вопросы. Для этого у нее были другие люди. Алексу досталась личная почта, счета за коммунальные услуги и представители многочисленных благотворительных фондов, осаждающие миллионершу Браух без особого успеха. Денег Анна никому не давала, и со временем Алекс начал получать удовольствие, строча отказ очередному просителю. То, что обламывается не только он один, немного утешало.

Немногочисленную родню Анна тоже не баловала. Детей у нее не было, братьев и сестер не имелось, так что в родственниках числились только дочь двоюродной сестры, сорокалетняя перезрелая девица, и внучатые племянники покойного мужа, с которыми Анна не виделась лет двадцать, не особо из-за этого переживая.

Перезрелая племянница, тоже Анна, появлялась иногда в гостях у тетушки, и Алексу казалось, что она ходит по дому, прикидывая стоимость возможного наследства. Алекс ненавидел ее всем сердцем. Представить, что эта дебелая корова получит все, не прилагая особых усилий, было мучительно. Радовало, что фрау Браух племянницу не особенно жаловала, визитам ее радовалась не сильно и подарками не баловала. Жадничала.

Но племяннице было, чего дожидаться. А вот ему, Алексу, надеяться не на что. Вряд ли «эта стерва» оставит ему хоть пару евро по завещанию. Да и есть ли у нее это завещание? Сама Анна на разговоры о возможных наследниках не велась и планами относительно своего имущества не делилась. Может, отписала давно все какому-нибудь благотворительному фонду. Из тех, что понастойчивей. Вот радости-то будет у попрошаек.

Надеяться на то, что Анна упомянет его в завещании было глупо. Единственный шанс получить хоть часть ее денег — это как-то облапошить стерву при жизни. Но как это сделать?

Алекс наблюдал за работодательницей, выслеживал, как кошка мышь, пытаясь найти слабое место. Слабостей у стервы не было. Хоть и не особенно умная, Анна была очень практичной и денег из рук зазря не выпускала…

Если только не попадала в магазин, торгующий фарфоровой ерундой. Там она менялась. Мела с полок все без разбору, как маньячка. Вазочки, фигурки людей и животных, чайные и кофейные чашки — все тщательно упаковывалось, привозилось домой, потом долго и любовно разбиралось и расставлялось по полочкам, где и так уже места свободного не было. Чайные сервизы целиком ее не интересовали. Покупала она только чашки непарные, отбившиеся от родных сервизов, а может, единственные выжившие в жизненных перипетиях. Такие обычно приобретались в антикварных магазинах по всему миру. Как можно было тратить такую прорву денег на фарфоровую ерунду, пусть хоть трижды старинную, Алекс никак понять не мог. Коллекционерка хренова! Коллекционировала бы что-то стоящее, раз без этого не может. Автомобили, например. А кому нужны эти чашки и собачки с клоунами, кроме ее самой? Тоже мне, вложение капитала! Даже если удастся спереть незаметно парочку безделушек, продать их никому не удастся — второго такого идиота, как Анна, не найти. Только на память оставить какого-нибудь фарфорового зайца. Вспоминать, глядя на него, как его развела стерва, словно кролика из анекдота. А может, спекульнуть чем? Купить фигню какую-нибудь по дешевке, а Анне продать подороже. Ерунда полная! Сколько там можно накрутить на кофейную чашку, даже учитывая стервину патологическую страсть? Пару сотен евро. И то вряд ли. Чашки столько не стоят.

Решение пришло неожиданно. Видно, судьба сжалилась над измученным Алексом и сама подтолкнула его к той неплотно прикрытой двери.

Странного типа притащила к Анне племянница, та, что с оценивающим видом прохаживалась по дому. Она и раньше приводила кого-то время от времени, но этот, лохматый, с бегающими глазками, превзошел всех предыдущих. Было в его облике что-то бомжеватое, не смотря на недешевую когда-то одежду. Да не в одежде дело, а в том, как тип входил в дом, как старательно вытирал за дверью ноги о коврик, как смотрел исподлобья, словно извиняясь заранее за все будущие неудобства. В гостиной, пока ждал Анну, сидел на краешке стула и смотрел под ноги. Когда хозяйка вошла, вскочил поспешно, будто опрокинул на колени чашку с чаем, к которой так и не притронулся, кстати. Анна молча кивнула ему и направилась в кабинет. Тип засеменил за ней, виновато глядя под ноги.

Вышел он оттуда заметно повеселевшим, держа правую руку в кармане куртки. Алекс, поразившись таким переменам в состоянии унылого типа, даже решил, что тот тоже ухитрился устроиться к Анне на работу. За те гроши, что она платит, только таких неудачников и нанимать. Мелькнула даже мысль, что взяли типа на его, Алекса, место. Сейчас вызовет его к себе стерва и сообщит небрежно, чтобы собирал манатки и выметался в двадцать четыре часа. Ну, и черт с ней! Лучше уж на пособие по безработице жить, чем на эти гроши. Вот только поживиться тогда точно не удастся, как это ни печально. Выходит, терпел он эту стерву совершенно напрасно, позволял ноги о себя вытирать бесплатно.

От обиды Алекс забыл, что сам же и придумал про нового секретаря минуту назад. Было очень горько, и злость распирала как никогда. Да хрен ей, этой стерве! Просто так он не уйдет. Сейф взломает и рванет куда-нибудь в страны третьего мира, где найти человека не так просто. Или на бывшую родину вернется, пусть родители сами тут корчат этнических немцев, с него хватит.

Сам не зная, зачем, Алекс на цыпочках подошел к двери кабинета.

Дверь была прикрыта неплотно. Тип, уходя, постеснялся надавить на нее как следует, а Анна гостя провожать не пошла, не велика птица, и дверь плотно тоже не закрыла.

Алекс, распрощавшись мысленно не только с секретарским местом, но и с остатками моральных принципов, заглянул в оставленную щель.

Анна сидела за столом, довольная сверх меры. Такой вид она имела, когда удавалось ухватить особо ценную фарфоровую хреновину. Но сейчас не в хреновине было дело. Анна держала в руке что-то совсем небольшое, поворачивала это что-то так и сяк, отводила руку подальше, любуясь. Даже лампу настольную включила, хотя не темно еще было совсем.

Вот под лучами этой лампы и брызнуло Алексу в глаза сказочным зеленым светом. Он стоял, прилипнув к приоткрытой двери, как завороженный мальчик-с-пальчик, смотрел, не в силах даже пошевелиться, как старая ведьма крутила в пальцах, перекатывала на пухлой ладони невероятных размеров изумруд. То, что это именно изумруд, а не стекляшка какая «от Сваровски», он понял сразу. Хоть до этого изумрудов близко не видел. Но что это настоящий драгоценный камень, было понятно даже