Но время торопило. Татьяна пнула чемодан ногой. Тот с глухим треском залетел обратно под кровать. Фартовая воровка поспешно шагнула к двери, взялась за ручку и уже хотела переступить порог, как вдруг сзади раздался звонкий детский голосок:

— Далеко собралась?

Татьяна едва не упала. Повернувшись на неожиданный голос, с видом насмерть перепуганной, побитой собаки обмерла от ужаса. Из-за шторки с полутораметровой высоты русской печи на нее смотрело торжествующее, язвительное и хитроватое личико Наташки. Будто сплетенный кожаный бич с картечиной на конце огрел Татьяну!

— А я-то все видела! Всем расскажу, что ты туфли украла! Пусть все знают, какая ты!

Татьяна молчала. В тот момент она не могла не только что-либо ответить, но и о чем-то думать. Это был конец! Сердце битым рябчиком то замирало, то трепыхалось в груди.

А Наташка проворно спрыгнула с печки и, подбоченясь, зашлепала босой ступней по дощатому полу:

— А ну, положи туфельки на место!

Эти слова подействовали на Татьяну отрезвляюще. Воровка быстро пришла в себя. В голове заметались хаотичные мысли.

Что делать? Она была поймана на месте преступления. Но Татьяна не привыкла, чтобы ее унижали, а тем более какая-то девчонка. В душе строптивой девицы привычно вспыхнула искра злобы. С каждым мгновением она разгоралась, пока не превратилась в бушующее пламя, пожар безумной, безудержной ярости, затмевающей разум. Татьяна припомнила все шалости, проказы и оскорбления, нанесенные девочкой.

А Наташка, даже не представляя, что творится в душе Татьяны, продолжала подливать масла в огонь:

— Вот, оказывается, какая ты на самом деле! Ты не только хотела нас медведице скормить, но ты еще и воровка! Ну, теперь-то о твоем воровстве узнает вся деревня!..

Последние слова совсем лишили Татьяну разума. Уже не слушая девочку, ослепленная яростью, ничего не понимая и не контролируя себя, она бросилась в угол. Там, на беду и несчастье, стоял остро наточенный топор...

Молниеносный дугообразный удар обрушился на девочку. Пытаясь защититься, она инстинктивно подняла руку. Смертельное и холодное орудие убийства беззвучно легло на подставленную ладонь. Хрупкие пальчики горохом посыпались на пол.

Душераздирающий крик заглушил все звуки на свете. Наташка поняла, что происходит! Она не просила пощады, не говорила каких-то предсмертных слов. В последние мгновения своей жизни, цепляясь за рвущуюся ниточку, она просто пыталась хоть как-то уклониться, убежать от того, что зависло над ней черным покрывалом. Очередной удар топора навсегда разорвал ту нить, что еще связывала ребенка со счастливым, безмятежным детством, царством праздника человеческой жизни, радостью и существующим миром.

Бездыханное тело мягко упало под ноги убийцы. Татьяна, озверев от крови, тюкала и тюкала по окровавленной массе.

Осознав произошедшее и возвращаясь к действительности, убийца остановилась и холодно посмотрела на содеянное. В глазах не было раскаяния, а в черной душе не было ни страха, ни жалости, ни сострадания.

Татьяна не стремилась к тщательному уничтожению следов преступления. Недолго подумав, она открыла половницу и пинком столкнула труп в подполье, туда же бросила топор и покрытые багряным месивом половики. Затем, набрав воды из кадушки, вымыла пол. После непродолжительной «приборки» злодейка тщательно вымыла под умывальником руки, лицо, шею и влажной тряпкой стерла с одежды еще не успевшие высохнуть капельки крови.

После всего этого, довольно осмотрев себя в зеркало, Татьяна надменно улыбнулась и вышла из дома. Снова накинула на дверное ушко металлическую щеколда, осмотрелась и, поправив спрятанные от чужих глаз туфли, поспешила по пустой улице.

Погруженная в собственные думы, она не заметила, как за ее походкой наблюдали две пары внимательных глаз старателей-бородачей. Пуская густой дым табака, они заинтересованно смотрели на статную девушку.

— Хороша девка! Ладная!

— Да уж. Таких поискать надо!

— А чего это они там кричали? — указывая на дом, спросил первый. — А кто знает? Молодежь... Веселятся, играются. Делать нечего... — равнодушно ответил второй и, бросив на землю дымящийся окурок, скомандовал: — Ну что? Покурили? За работу!

Как чутко материнское сердце чувствует боль своих детей, с каким состраданием и тревогой в душе мать переживает изменения в жизни своих чад, как может знать, что беда уже близко? Почему вдруг совершенно неожиданно с гнетущим томлением начинает болеть душа родителя за свою кровинушку?

На подобные вопросы нет ответа. Никто не может растолковать суть происхождения связующей нити матери и ребенка.

В тот день болело сердце матери Наташки, ныла и волновалась душа в ожидании чего-то необъяснимого, происходившего или уже происшедшего где-то и с кем-то. На первый взгляд, для беспокойства не было никаких причин. Наташка не единожды оставалась домовничать и с наказами родителей справлялась хорошо. Однако женщина, не находя себе места, подолгу задерживая взгляд своих печальных глаз на раскинувшемся под горой поселке, тяжело вздыхала, как будто ей не хватало воздуха.

— Мама! Что с тобой? — спрашивала Маша, взволнованная состоянием матери.

— Да не знаю... — в растерянности отвечала женщина. — Знобит что-то да сердце болит...

С неожиданным появлением на покосе Татьяны тревога женщины возросла еще больше. Удивившись необычайному рвению и подозрительной словоохотливости подруги Маши, она задала девушке несколько вопросов:

— Таня, ты к нам домой заходила?

— Нет, — дрогнувшим, испуганным голосом ответила Татьяна и быстро увела свой взгляд в сторону.

— Чем там Наташка занимается? — спрашивала у девушки женщина, а сама не переставала смотреть в сторону поселка.

— А чем ей заниматься? Играет с подружками, веселится. Когда я пошла на покос, то слышала, как они хохотали у вас в ограде, — поспешно переворачивая подсыхающее сено, отвечала Татьяна.

И тут ей на ум пришла неожиданная мысль, которая могла еще больше подтвердить ее непричастность к убийству.

— А что за мужики к вам сегодня приходили? — стараясь казаться равнодушной, громко, чтобы слышали все, спросила она у Маши.

— Какие мужики? — испуганно спросила мать.

— Я не знаю. Я в окно видела, что к вам заходили какие-то бородачи... наверное, старатели...

— Сколько их было? — удивившись, спросил отец.

— Двое. А может, трое — я точно не помню, — наигранно пожав плечами, ответила Татьяна.

— А давно они заходили? — похолодевшим голосом спросила мать.

— Да нет, недавно. Я думала, что вы еще дома были, — отчаянно врала убийца. — Они зашли к вам в ограду. Их долго не было, минут тридцать. А потом они выскочили за ворота и побежали...

— Куда побежали? — побледнела лицом мать и приложила к груди свои дрожавшие руки.