— Как хорошо, что вы позвонили, я уже отчаялась кого-то найти.

— А что, так мало звонят? Неужели никому не нужна работа?

— Я хочу вас сразу предупредить, убирать нужно весь этот дом. Но вы можете не готовить.

— Если так, то это вполне нормально.

Не думаю, что будет так уж сложно.

Женщина глянула на меня таким взглядом, как будто сейчас скажет что-то такое, отчего я не стану и в дом заходить.

— Понимаете, есть одно обстоятельство, которое отпугивает всех, и я должна предупредить об этом сразу, до того, как мы войдём.

— Какое же? — я уже остановилась.

Может мне, как и всем не понравится это обстоятельство.

— Понимаете, мой муж он больной человек и много кричит. Ну вы понимаете, он кричит не совсем приличные вещи и многим это не нравится.

— Надеюсь, он не набрасывается на людей?

— Нет, пока бог миловал. Мы сейчас войдём, и я пойму вас, если вы сразу уйдёте, но прошу вас не делать этого.

Я уже насторожилась. Ну что ж посмотрим. Что там за дикий муж, возможно, мне придётся бежать отсюда не оглядываясь.

Заходим мы в дом. Кругом всё их дерева, стены, мебель, потолок. Уютно и так по-домашнему. В деревенском стиле, но в то же время с тонким вкусом.

И тут всё впечатление разрывает пронзительный, мужской голос откуда-то сверху:

— Ещё одну шлюху привела. Сучка, эй сучка, расскажи, как ты с кобелями водишься.

Я остолбенела. Конечно, захотелось сразу повернуться к выходу. Я глянула на несчастное лицо хозяйки и из жалости к ней, через силу сделала второй шаг.

— Где ты берёшь этих шлюх? — кричал пожилой мужчина на балюстраде.

Он кричал это даже не мне, а куда-то вверх, как будто наслаждаясь и поглядывая на часы, в какую минуту я повернусь, чтобы уходить.

— А отвечать ему нельзя? — глянула я на хозяйку.

— Никто не пробовал, — кисло улыбнулась она.

— Я не шлюха, я замужем, — крикнула я не балкон.

Он перестал качаться в кресле каталке и опустил взгляд на нас. Гадко улыбнулся и продолжил:

— Дак ты первая шлюха и есть, замужние самые шлюхи. Вон спроси у неё, спроси, она разве не шлюха. Она как раз и есть шлюха, а ты вместе с ней.

Я достала телефон. Хозяйка потупилась с несчастным видом, будто понимая, что меня ей тоже не удержать.

— Извините, — сказала она, — я всё понимаю, но что мне делать? Я уже не справляюсь с этим домом, я больной человек, а он не даёт нанять прислугу.

— Сама убирай! Если могла с мужиком за углом обжиматься, то и убирать сможешь. Проститутка!

Моя рука остановилась, а потом я подняла её вверх и показала мужчине телефон.

— Сейчас, я включу диктофон, и всё что вы скажете, будет записано. А потом я пойду в полицию, и напишу заявление, что вы оскорбляете меня. И ещё что-нибудь такое напишу, что вы меня избивали и возможно даже…

— Ха-ха-ха-ха, — громко посмеялся он в потолок, — я у себя дома! Что хочу то и говорю!

— Правильно, вы — домашний тиран! А то, что вы делаете, называется — домашнее насилие!

Даже не знаю, откуда смелость взялась.

Наверное, несчастный вид этой женщины заставил говорить. И ещё мне показалось, что он муж её делает это только, когда она кого-то приводит. Так, для забавы. Или чтобы её раздражать. Не похож он на тирана, хотя, кто его знает.

После слов о диктофоне мужчина притих и единственное, что крикнул:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Всё равно ты не будешь тут работать!

И вот тут мне по-настоящему стало обидно.

— А что мне делать? У меня маленький сын и муж вот, такой типа вас! Что я должна делать? Подскажите, куда мне идти? У меня нет денег, нет друзей, и нет никого кто бы мне помог! Давайте, обзывайте, кричите! Называйте шлюхой, как хотите, но дайте мне работу!

Он притих, встал со своего кресла и пошел куда-то вглубь дома, а оттуда крикнул:

— Да делайте вы, что хотите!

Я глянула на хозяйку, она на меня, мы улыбнулись друг другу.

— Вообще-то он хороший, — сказала она.

— Меня София зовут, — протянула я ей ладонь.

— Дарья Ивановна. А он Алексей Семёныч.

— Очень приятно.

Так у меня появилась работа.

В эти дни, вынужденного пребывания в больнице, я много думал.

Рисовал в уме картины и способы избежания неминуемой участи. Я реально чувствовал себя подневольным человеком, от слов и желаний которого вообще ничего не зависит.

Это страшно злило. Собственное бессилие угнетает.

Поэтому ум мой бесконечно искал выхода.

Но, за активностью и изобретательностью ума не поспевала мощь моего тела. Вернее сказать, она совсем не двигалась. Прогресса никакого, а с ним и угнетённое состояние всё глубже захватывало мозг.

И на те мысли, которые требовали — встать и идти, я уже реагировал вяло, понимая, что осуществиться этому не скоро придётся.

А что если никогда?

Не знаю, что они мне там отбили, но вставать на ноги я не мог. Поэтому и приходилось терпеть всяческие унижения, от Венеры и её ненасытных желаний. Они с каждым днём становились всё ненасытнее и изощрённее. Даже не знаю, как я это всё терпел. Даже получал удовольствие.

Несколько раз я пытался встать, но всякий раз тело пронизала острая боль. И тогда я бросал эти попытки, всё больше понимая, что возможно это и есть моё будущее. Жизнь в комнате на кровати, и в объятьях безумной Венеры.

Неужели так всё и будет?

Я закрывал глаза, силой мысли пытался заставить исчезнуть боль и вернуть в ноги силу и возможность двигаться. Всякий раз я падал в бессилии на больничную кровать и проклинал всех на свете. В первую очередь Венеру Степанову, из-за которой я здесь.

Бесконечно копался в памяти, вспоминал, что я сделал плохого из-за чего мне приходилось всё это терпеть. Искал и находил, много всего. Вереница лиц девушек, их тела, слёзы, признания.