Потом были еще поездки, когда, по идее, все было настолько блестяще организовано, сервис по высшему разряду, что снова было бы глупо спорить, что это идеальные каникулы в составе идеальной семьи. Юра расслабленно улыбался, обнимая жену за плечи, позируя перед поставленным на автоспуск фотоаппаратом на краю бассейна. А она смотрела так нежно и кротко, что постороннему человеку, для которого создавался снимок, и в голову бы не пришло, что это все ее задумка — бассейн, отель, отдых, — от и до.

Забросив школу ландшафтного дизайна, Людмила воспылала страстью к их загородной усадьбе, где были все условия для комфортного круглогодичного проживания. И вот тогда, лишь тогда, Юра капитулировал перед давлением глубоких дружеских чувств.

Ему было сложно каждый день ездить на работу из Таценок, под Обуховом, и он возвращался к семье лишь в пятницу вечером, а свободные, завораживающе ничем не заполненные вечера проводил у себя дома с Дианой.

Это было так непредусмотрительно с его стороны! Слушая мужнину исповедь, Людмила не могла не усмехнуться его наивности и везению: что бы он делал, вернись они вдруг домой? Юре казалось, что они никогда не стали бы нарушать режим и ни с того ни с сего нестись на ночь глядя в Киев. Она бы в любом случае обязательно позвонила.

Юра решил во всем признаться, потому что начал влюбляться.

Со временем вся радостная легкость их отношений с Дианой куда-то улетучилась, он начал серьезно ревновать, соглашаясь при этом, что для одинокой привлекательной женщины под тридцать важно найти человека свободного, надежного, чтобы подумать о семье. И в то же время писал ей: «Я так боюсь, что ты забудешь меня».

Диана тоже любила его, это было теперь очевидно, так — что сердце сжималось и дрожали губы. Все эти годы, полные скоротечных, ярких и легких романов, которые лопались, как мыльные пузыри, — она просто любила его, и ее сердце было занято им настолько, что не оставалось места для другого чувства.

Они приходили в офис и обреченно косились друг на друга. Молча вздыхали, столкнувшись на кухне или у кулера с водой, избегали смотреть друг на друга во время летучек и совещаний. Потом бросались друг на друга в машине, прямо у офиса, уже ничего не стыдясь и не опасаясь, целовались там по сорок минут.

И вот Юра решился поговорить с женой. Сперва он просто рассказал ей все — честно, без утайки. Как все было. От и до. Рассчитывая, что она примет сама решение, сделает выводы, и все как-то уладится само собой. Людмила выслушала спокойно, как будто они обсуждали план ремонта квартиры, попросила показать телефон — сплошь напичканный эсэмэсками, фотками Дианиной груди четвертого размера и попы в кружевных стрингах. Юра смотрел новости по телевизору, мальчишки мылись, а Людмила, иронично ухмыляясь, подвернув одну ногу под себя, сидя на диване, пролистывала сообщения в мужнином телефоне.

Решение суда было неожиданным.

Во-первых, мальчикам нужен отец. Во-вторых, Диана с завтрашнего дня не должна у них работать. В-третьих, никакой Дианы больше не будет. В-четвертых, Людмила упустила что-то важное в их отношениях, и теперь все будет по-другому.

С тех пор прошло полтора года. Они стали относиться к своему досугу еще более продуманно. Отдыхать ездили теперь один раз на море с мальчиками и один раз, как правило, поздней осенью, вдвоем — наверстывать упущенное. И еще были выходные, когда мальчики оставались на даче с бабушкой и няней.

И вроде бы все было еще идеальнее, чем прежде. Людмила, помня о выводах, сделала себе лазерную эпиляцию в местах, ранее волновавших ее больше в отношении детородной функции, и стала ходить в солярий и с мужем в кино на вечерние сеансы. Но на фоне всех этих радостей требовала открытого доступа к мужниным средствам связи и стала чаще заезжать за ним в офис после работы.

У Дианы, кстати, все сложилось отлично — кто бы сомневался, — Людмила видела ее анкету на сайте «Одноклассники» с фотками вместе с молодым человеком спортивного телосложения и ребенком примерно трех месяцев. Она похудела, постриглась, и грудь стала меньше.

Хотя отношения Славы и Любы сводились в общем-то к пустяку, связь между ними неожиданно оказалась такой прочной, что расстаться просто так оказалось уже невозможно.

Тем вечером Славка — вместе с потешающимся рекламодателем — отвез ее домой в служебном микроавтобусе. У парадного, помогая выгружать коляску, вынул из корзинки для продуктов две пачки стянутых бечевкой газет, и, оглянувшись по сторонам в поисках мусорника, в последний момент спохватился и бросил ее обратно в салон.

Люба смотрела на него со смиренным благоговением.

Славка полез за бумажником, цепенея от ее взгляда, нашел 200 гривен одной купюрой, протянул ей. Люба радостно приняла деньги, но прятать не спешила, так и держала в опущенной руке.

— Может, у вас какая-то другая работа есть? Понимаете, мы сейчас в таком положении…

Слава сказал, что подумает.

Все, что можно было ей предложить, — это набор рукописей, но их почти не было, все создавалось сразу на компьютере. Но все-таки Слава нашел у себя в книжных завалах справочник по архитектурным памятникам 1978 года издания. Сейчас, в свете растущего краеведческого интереса, эту книгу вполне можно было бы переиздать, отредактировав и снабдив цветными фотографиями. Книжку можно было бы отсканировать в два счета, но при ручном наборе она бы обеспечила Любу работой как минимум на месяц.

Она позвонила ему, как и договаривались, в конце недели, и Слава прислал в Лесной курьера — одетого в джинсы и белый свитер Вадика. Привычно разувшись, он тут же прошел на кухню, будто только в таких «гостинках» и жил, взял с Любиных рук захныкавшую девочку, пока Люба ставила чай, сел вместе с ребенком на старую советскую трехногую табуретку, накрытую облезлой вязаной попоной, начал стучать ложечкой по стоявшим на столе пустым пол-литровым баночкам. Алинка заулыбалась.

Спустя какое-то время из комнаты появился высокий, астенического вида молодой мужчина с темными кругами под глазами, Люба, заговорщицки улыбаясь, смотрела на него, не сводя глаз, подрыгивая ногой со спадающей тапкой. Мужчина, старательно игнорируя гостя, жену и ребенка, протиснулся к умывальнику и стал споласкивать свою большую щербатую чашку в коричневых разводах.

— Это наш папа, — сказала Люба, торжественным и немного извиняющимся голосом, глядя на него снизу вверх долгим — Вадик отметил про себя, — «протяжным» взглядом. Мужчина что-то буркнул, не поворачивая головы и с раздраженным вздохом, шаркая тапками без задников, покинул кухню.

— Он очень много работает, — почти шепотом объяснила Люба, улыбаясь. — Он пишет книгу.

— Книгу — это очень интересно, а о чем?

Люба категорично замотала головой, приложив указательный палец к губам и слегка выкатив глаза. Говорить о книге Павла было, вообще-то, запрещено. Он очень не любил этого, мог расстроиться. Вадик почувствовал, как у него внутри что-то шевельнулось — теплое и полное нежности.