Результаты исследований свидетельствуют о том, что три четверти американских родителей боятся похищения, хотя уровень преступлений против детей с 1990-х годов стабильно падает и риск похищения и убийства ребенка незнакомым человеком настолько минимален – около 0,00007 процента, или 1:1,4 миллиона в год, – что эксперты считают его практически нулевым. И в большинстве случаев сексуального насилия по отношению к детям виновником является кто-то из окружения жертвы – член семьи, родственник или знакомый, – а вовсе не посторонний человек. Однако статистика не в силах помочь родителям избавиться от страха, что какой-то чужак схватит и обидит их ребенка.

По словам Дэвида Эберхарда, главы отделения скорой психиатрической помощи из Стокгольма, есть два типа событий с участием наших детей, риск которых наш мозг склонен преувеличивать: те, которые имеют катастрофические последствия, и те, которые мы не можем контролировать. Похищение ребенка попадает в обе категории. Как бы редко ни происходили подобные случаи, наш мозг просто не способен адекватно оценивать данный риск. А страх способен на многое. Услышав сообщение о похищении ребенка в вечерних новостях, мы автоматически начинаем представлять на месте жертвы собственное дитя.

– Именно потому, что такие случаи редки, сообщения о них попадают в вечерние новости, – говорит Эберхард. – Но человеческой психике очень трудно рационально анализировать подобную информацию.

Если степень рискованности самостоятельных детских игр во дворе за последнее поколение не изменилась, то об отношении к моральному аспекту данного явления такого не скажешь. В 2016 году ученые из Калифорнийского университета провели исследование и пришли к следующему выводу: «Американцы стали считать нормой постоянный и личный контроль со стороны взрослого над каждой сферой жизни ребенка. Родители, которые даже на короткое время позволяют своим детям оставаться без присмотра и тем самым нарушают эту норму, часто подвергаются резкой критике или даже судебному преследованию». Описанные учеными перемены в родительском сознании были проиллюстрированы серией экспериментов, участников которых просили оценить степень риска в пяти разных гипотетических ситуациях с оставлением ребенка без присмотра. Возраст детей и обстоятельства оставления во всех экспериментах повторялись; различались только мотивы родителей. Одни гипотетические родители оставляли ребенка ненамеренно или чтобы пойти на работу, другие – чтобы отдохнуть или встретиться с тайным любовником. В итоге участники экспериментов систематически называли ситуацию более рискованной для ребенка, когда осуждали мотивы родителя, который, например, уходил на свидание с любовником. «Люди не просто считают, что оставлять ребенка одного – это опасно и, следовательно, аморально. Они также считают, что это аморально, а следовательно, опасно», – пишут авторы исследования. Самостоятельные игры на улице – это далеко не единственное детское занятие, которое раньше считалось совершенно естественным, а потом стало восприниматься как неприемлемое. Лазать по деревьям, ходить босиком, играть в салки, бросаться снежками – список запрещенных развлечений бесконечен. Исследование, проведенное британской организацией Play England, показало, что половине британских детей запрещали лазать по деревьям, а каждому пятому – играть в салки или догонялки, хотя по статистике за 2007 год детей почти в три раза чаще привозили в больницу после падения с кровати, чем после падения с дерева.

Что любопытно, современные родители стремятся исключить любой потенциальный риск из жизни ребенка, хотя, если верить статистике, дети еще никогда не были так защищены, как сейчас. Исследователь в области экологии человека Эбба Лисберг Йенсен из Университета Мальмё считает, что переживания по поводу так называемых рискованных игр – это как раз результат высокого уровня безопасности в обществе: «Безопасность загоняет нас в ловушку. Нам хочется, чтобы ее стало еще больше, мы никак не можем насытиться. Это своего рода комплекс заботливого родителя. Ты создаешь безопасную среду для своего ребенка, и это дает тебе чувство успеха, выполненного долга. Создается положительное подкрепление, и тебе хочется испытывать это чувство снова и снова».

Эрин Кенни, основавшая первый лесной детский сад в США (Cedarsong Nature School), считает, что доминирующая культура до такой степени не доверяет способности ребенка оценивать риски, что он лишается многих возможностей для обучения и развития сноровки. Вот что она говорит по поводу постоянно ужесточающихся требований к оборудованию игровых площадок:

– Если каждый сантиметр поверхности вокруг детских турников покрыт мягким материалом, у ребенка формируется ложная убежденность в том, что падать не больно, и он забирается выше, чем позволяют его способности. Он не учится оценивать риск. В нашей культуре совершенно отсутствует доверие к ребенку, мы, по сути, проживаем за детей их жизнь. Примерно до семи лет их до такой степени оберегают и опекают, что у них не развиваются физические навыки, и теперь нам приходится иметь дело с катастрофическими последствиями. Воспитатели детских садов жалуются, что у детей слабые пальцы и они не могут держать карандаш. Восемнадцатилетние подростки ходят на физиотерапию, потому что из-за слабости спинных мышц у них искривляется позвоночник. Это кошмар.

Слова Кенни заставили меня вспомнить интересный случай на игровой площадке в США. Я обратила внимание на одну мать, которая громко призывала дочь лет шести или семи немедленно спуститься с конструкции для лазания: «Ты ногу сломаешь, а у нас сегодня нет времени ездить по больницам!»

Девочка, явно расстроенная, подчинилась и быстро спустилась на землю. А кто бы не подчинился, услышав об угрозе неизбежной ортопедической операции?

Та мать наверняка руководствовалась благими намерениями. В конце концов, ни один родитель не хочет, чтобы его ребенок покалечился. Трудно сохранять невозмутимость и не ходить за ним по пятам, приговаривая: «Осторожнее», «Помедленнее», «Слезь оттуда». Но риск не зря манит ребенка, и по некоторым причинам взрослые не должны вмешиваться.

Эллен Сандсетер, педагог из колледжа дошкольного образования в Тронхейме (Норвегия), определяет рискованную игру как «увлекательное и будоражащее занятие, подразумевающее вероятность физической травмы». Она выделяет шесть разных типов риска: большая высота, высокая скорость, опасные инструменты, опасные природные факторы, драки и игры с прятками / исчезновением. Проанализировав несколько исследований на тему рискованной игры, Сандсетер обнаружила, что дети, игравшие без присмотра или самостоятельно передвигавшиеся по своим делам, физически активнее сверстников и имеют более развитые социальные навыки. Кроме того, они лучше оценивают риски, что поможет им в будущем, когда взрослые перестанут за ними присматривать. По мнению Сандсетер, в целом пользы от рискованных игр на свежем воздухе для здоровья больше, чем от их избегания. Она также отмечает, что благодаря играм с некоторой долей риска дети успешнее учатся справляться с опасностью. Запрещая подобные игры, взрослые мешают детям испытать свои возможности и лишают их стимуляции, необходимой для нормального физического и психического развития.

Результаты исследования, проведенного Университетом Британской Колумбии под руководством Марианы Бруссони, также показали, что дети, которым разрешалось рисковать: карабкаться и прыгать, драться и бороться, самостоятельно исследовать окрестности, – более развиты физически и социально. Бруссони отмечает, что риск во время игры «помогает детям оценивать свои физические возможности, развивать перцептивно-моторную координацию и учиться правильному поведению в опасной среде и видах деятельности». Получается, если разрешать детям рискованные игры, они станут осторожнее и будут реже травмироваться.