— Чего глаза вылупила?!

— Ты слышишь, как она с тобой разговаривает? — пропищал фамильяр. — Эта баба пострашнее Кривоноса будет. Давай уносить ноги, пока она тебя лопатой не отделала.

— Спокойно! Грубость — это защитная реакция, — ответила я тиину, а потом обратилась к хозяйке:

— Доброго дня! Можно войти?

— Зачем? — подбоченилась та, зажав в кулаке сорняк. — Я тебя видела сегодня с этими… — она кивнула в сторону других домов. — Чего такая нарядная нейра забыла в грязной деревне?

— Очень даже милая деревушка. А жители-то какие милые, загляденье просто!

Хозяйка мою шутку оценила: ухмыльнулась во весь рот и погладила бороду.

— Признайся, тебе интересно, настоящая она или нет? Или ты хотела пригласить меня в цирк уродов?

Я сначала даже растерялась от такого предположения, а потом толкнула калитку и вошла. Надеюсь, мне не прилетит в голову за бесцеремонность? Но бородатая мадам не спешила кидаться с кулаками, только следила пристально.

— Нет, я пришла вовсе не из-за этого. Я хотела обсудить с вами деликатное дело, оно касается вашей… особенности.

— Хах! Какая ты вежливая, — моя собеседница отшвырнула сорняк в сторону. — Ладно, пошли.

Едва я ступила на подгнившее крыльцо, под ноги бросилась курица-пеструшка, и я чуть не упала, но всё-таки сумела удержать равновесие. Несмотря на то, что селянка носила засаленное платье и рваные башмаки, в доме было чисто и опрятно, хоть и бедно.

— Как вас зовут? — спросила я, сев на покосившуюся табуретку.

— Халли, — она ополоснула руки в тазу и вытерла о платье. Грузно опустилась на скамью.

Сначала беседа шла кое-как, но потихоньку я разговорила эту замкнутую женщину с грустными глазами. И вот, сама не заметив как, она начала рассказывать о себе:

— Это началось несколько лет назад. Я потеряла единственного сына, потом мужа, а потом начала замечать, что волосы на подбородке и над губой потемнели, стали завиваться и постепенно превратились в баранью шерсть! Сперва я брила эту заразу, пыталась жечь лучиной, носила на лице платки и повязки, но ничего не помогало. Она растёт, как на дрожжах! — Халли сжала губы и махнула рукой. — Надоело. Всё надоело! А знаешь, что хуже всего? Что эти остолопы винили меня в смерти родных, сделали меня виноватой, хотя моей вины в этом не было. Брат покойного мужа дом отнял, никто за меня не заступился. Пришлось перебраться сюда, хозяйкой была одинокая старуха, которая померла перед этим.

Она говорила и говорила, наконец найдя того, перед кем можно открыть душу. И не удивительно, ведь часто обнажить раны легче перед случайным человеком, чем перед теми, кого знаешь много лет.

Когда я с трудом уговорила Халли осмотреть её магическим зрением, мои подозрения подтвердились. У женщины была уже большая опухоль яичника, она-то и продуцировала злосчастный гормон.

— Что там?

Я, как могла, объяснила ситуацию.

— Неужели нельзя убрать это магией и обязательно резать? Что ты за магичка тогда?

Стоило ожидать, что Халли испугается, как и другие до неё. Страх, что кто-то будет резать твоё тело естественен.

— Магия не всесильна. Не существует волшебного средства от всех болезней, иногда человек должен приложить как можно больше усилий, чтобы справиться, иногда переступить через страх и доверить свою жизнь в руки целителя, — сказала я.

— Ой, глупости это всё. Не хочу под нож ложиться. Лучше поеду в столицу, там, говорят, есть цирк уродцев. Мне, уродине, там самое место.

— Не надо так говорить. Какая же ты уродина? Подлечим тебя, приоденем, и хоть за барона замуж.

— Ага, за барана если только. Потому что на меня может польститься лишь самый баранистый баран, в Крайней у меня крайне дурная слава. Решено! — она хлопнула себя по коленям. — Еду устраиваться в цирк уродов, всё равно на меня везде пялятся да смеются, а там хоть денег заработаю, выйду замуж за какого-нибудь карлика и закончу свои дни на сцене или в кабаке, попивая ром.

Халли была непреклонна, сколько бы я её ни уговаривала. Мы были слишком разные, но я прекрасно её понимала. Она больная и смертельно уставшая женщина, которой жизнь не в радость. Потерять всех близких, ежедневно сносить презрение и насмешки окружающих — тяжёлое испытание. Поэтому она перестала бороться со своим дефектом, ей стало на это плевать. Давить смысла нет.

— Хорошо, давай договоримся так, — сказала я твёрдо. — Ты пока забываешь о цирке и думаешь две недели. Если решишь всё-таки лечиться, приезжай в Левилль и спроси нейру Эллен, целительницу.

Покидать Халли было немного грустно. Отчасти потому, что я была уверена — она не придёт. Точно не придёт.

Следующая неделя выдалась суматошной. Мы с Сальвадором, Ули, парочкой магов-ищеек из штаба и охраной путешествовали порталами по мелким приграничным селениям. Ищейки рыскали в поисках зацепок, я обходила больных и опрашивала местных, а учёные собирали пробы воды и почвы. Нейт Эйле с энтузиазмом глотал местную воду и всё ждал, когда у него проявятся симптомы. Но те не спешили: здоровье его оставалось крепким, как у быка, что весьма расстраивало учёного.

А вот Норвину, который расшевелил болото с ленивыми жабами под названием штаб и заставил всех работать, удалось схватить шпиона из Меридиса. Уж не знаю, что с ним собирались делать и как выколачивать информацию, но я ему заранее сочувствовала.

В общем и целом дело двигалось, но медленно. Мужчины изучали пробы, а я листала справочники, доставшиеся от Эллен, и не рассчитывала на то, что всё решится в мгновение ока.

Но имелась и хорошая новость — теперь в нашем доме всегда были порядок и чистота: Грэта не брезговала даже Йорика от пыли протирать, куры вели себя прилично и исправно несли яйца, в саду завелись аккуратные кустики благоухающих цветов, а на столе и в кладовой всегда было, чем утолить голод. Грэта приручила метлу и магическую печку, к которой поначалу боялась даже подходить. Говорила, что простолюдинке типа неё больше подходит обычная дровяная.

Когда были прикрыты тылы, жилось легче и приятней, а мой желудок не клял меня за неправильное питание. Мы с Деллой ездили принимать роды и в Лихую, и в её родную деревню Дурную, и в самом Левилле пациенток навещали. Девочка делала успехи, постоянно просила меня дать ей книги для изучения, внимательно слушала всё, что я говорила. Когда я поинтересовалась, как закончилось их спонтанное свидание с Йеном, она покраснела и начала мямлить что-то невнятное.

Проведали мы и Диди. Она чувствовала себя хорошо и занималась детьми и домашними делами, как и прежде, а то, что с ней случилось, казалось далёким сном. Даже сказала по секрету, что после операции смогла вздохнуть свободно и теперь использует мужа по назначению без опаски "снова оказаться в тягости".

Также нашлось время навестить и Найли. Симфизит донимал ей гораздо меньше, после бандажа девушке стало легче, и я показала ей лечебные упражнения. Радовало, что молодая мамочка сумела наладить грудное вскармливание (после родов прошло не так много времени), и кормилица малышу больше не была нужна. Найли выглядела вполне себе довольной и счастливой, бледность прошла, появился аппетит. Её муж очень тепло благодарил меня и заплатил сверх стоимости вызова — и хорошо, деньги лишними не бывают.