“Это вам на личные расходы, нейра магичка” — сказал при этом счастливый папаша.

А я порой вспоминала Халли и надеялась, что она всё-таки созреет, но женщина не появлялась на горизонте. Я хорошо знала такой тип людей, уговоры их не берут. Ну что ж, поживём увидим, главное чтобы на самом деле в цирк уродцев не подалась от безысходности. И я буду очень рада, если Халли всё-таки придёт. Её излечение будет означать торжество науки над невежеством и суевериями.

А сейчас очередной рабочий день близился к концу, но я планировала успеть заказать крупную партию спирта, после этого зайти в мастерскую и проверить, как выполняется заказ на медицинскую мебель. Мы с Пискуном выходили из лавки со сладостями, когда я почувствовала, как кто-то дёрнул меня за юбку. Я молниеносно обернулась и увидела мальчишку лет семи, он смотрел на меня, улыбаясь беззубой улыбкой: передние зубы выпали, а постоянные вырасти ещё не успели. Выглядел мальчонка, как уличный оборванец, и я грешным делом подумала, что он решил меня ограбить. Но вдруг тот достал из кармана клочок бумаги и помахал им в воздухе:

— Послание для благородной нейры!

— Ох, спасибо, мальчик… — я протянула вперёд руку, но пацан быстро спрятал записку за спиной и погрозил мне пальцем.

— Нет-нет, сначала денежки, — и нахально улыбнулся.

— От кого записка? — спросила я строго.

— От кого-кого, от лешего! — хохотнул тот. — Тётенька, я тороплюсь, дайте монетку для бедного сиротки! А лучше две, мне ещё в воровскую гильдию налог платить.

И тут я сообразила, кто может быть автором сего послания. Сунув мальчонке в кулак несколько медяков, я взяла клочок бумаги и, отойдя в тень лип подальше от посторонних глаз, развернула.

— Ну что там? — спросил Пискун. — Читай вслух.

Почерк был грубым, буквы скакали, в словах ошибки. Но общий смысл записки был таков:

“Тот, кем вы интересовались, имеет тёмные делишки с аптекарем на улице Красного плюща”.

И всё, больше ни слова. Роб Кривонос был удивительно краток. Я зачитала письмо Пискуну, а потом сказала:

— Знаешь, о чём я подумала? Если у Ойзенберга тёмные делишки с аптекарем, то вариантов немного. Самый вероятный, это что он сговорился с ним и продвигает запрещённые лекарства типа наркотиков или подобного. Оба неплохо на этом зарабатывают.

То же подобие лауданума, который существовал в нашем мире и одно время был очень популярен. Почему бы и нет?

— Мне нравится ход твоих мыслей, Эл, — одобрил мелкий пушистик. — Я чувствую, что скоро этот недолекарь упадёт носом в грязь и перестанет вставлять палки в колёса.

— Он и без моей помощи упадёт, но этот процесс можно ускорить. Я думаю, Пискун, что нам стоит наведаться в ту аптеку.

Аптека на улице Красного плюща была всего одна, и я без труда нашла скромное здание, притаившееся между двумя серыми домами. Звон колокольчика возвестил о моём прибытии, следом заскрипели половицы. Внутри остро пахло травяными настойками и было слышно, как аптекарь толчёт в ступке ингредиенты.

Отставив работу в сторону, ко мне из-за стойки шагнул пожилой мужчина в очках. Выглядел он этаким безобидным добряком, такого и при желании не заподозришь ни в чём криминальном.

— Чего изволите, нейра? — спросил он, внимательно глядя мне в лицо. — Есть свинцовые белила, рвотный порошок для сохранения талии, компрессы для роста груди…

Я кашлянула, прервав поток слов, и произнесла больным голосом:

— Я к вам… от нейта Ойзенберга.

Тот замолчал на несколько секунд, а потом на его лицо приобрело взволнованное выражение:

— И что он вам выписал, душенька, можно поинтересоваться? Что у вас за недуг?

Я стрельнула глаза вправо и влево, а потом шепнула, сохраняя таинственность:

— Я к вам за тем самым средством.

— Тем самым? — таким же шёпотом переспросил аптекарь, при этом его взгляд из приветливого стал острым и подозрительным. Я почти увидела, как вертятся шестерёнки у него в голове.

Наконец, аптекарь произнёс:

— Подождите здесь, нейра.

И исчез за занавесью, ведущей в другое помещение. Угрызения совести не мучили меня, когда я отодвинула край тяжёлой занавески и сунула нос в узкую щёлку. Аптекарь снял с верхней полки стеллажа деревянный ящик, вытащил поддон с какими-то склянками. Под ним скрывалось второе дно…

Я отпрянула, когда аптекарь задумал повернуться.

— Что там? В облике браслета я ничего не вижу! — пищал тиин.

— Да погоди ты, потом расскажу.

Аптекарь снова возник у меня перед глазами и, сунув в руку фиал с жидкостью, назвал шёпотом цену. Он не был болтливым идиотом, теперь старался поменьше говорить и всем видом показывал, что мне нужно побыстрее отчалить. Но я нарочно копалась в кошельке.

— А как я узнаю, что средство подействовало?

Аптекарь кашлянул и побегал глазами по лавке, словно думал, что на потолке или под столом мог притаиться шпион.

— Пойдёт кровь.

Я округлила глаза и зажала рот ладонью.

— Кровь?

Тот закивал.

— Да-да. Кровь. Много крови.

Вот теперь я на сто процентов убедилась, чем промышляет Ойзенберг. Это не наркотик, нет. Он направляет женщин к аптекарю, который тайно продаёт средства для изгнания плода. Святоша не брезгует запрещёнными в королевстве методами и занимается тем, в чём пытался обвинить меня. Вот голубчик и попался! Лицемер проклятый. Теперь он у меня в кулаке, могу хоть сейчас идти в местную полицию.

Но если власти начнут разбираться, прижмут к ногтю Ойзенберга и аптекаря, то пострадают и женщины, которые пользовались их услугами. Я не знала этих женщин, как не знала обстоятельств, вынудивших их пойти на этот шаг, не имела права их судить и не хотела провоцировать начало “охоты на ведьм”. Лесси избежала наказания, потому что умерла, но, если бы осталась жива, её бы ждали годы заточения.

Я расплатилась с аптекарем и покинула лавку. Вечер уже вступил в свои права. Какое-то время я бездумно шла по улице, держа руку в кармане юбки и сжимая в кулаке фиал, пока не вспомнила о забытом возле аптеки магоходе. Задумалась так, что всё из головы вылетело. Работа научила меня понимать женщин, любить их и чувствовать. И я правда не знала, что делать.

— Эл, что теперь? — осторожно поинтересовался тиин.

— Не знаю. Мне надо подумать.

— Да что тут думать? — возмутился Пискун. — Ты что, зря связывалась с тем страшным бандитом? Давить надо Ойзенберга, пока он бед не натворил!

Фамильяр был по-своему прав. Чем дольше Ойзенберг “лечит”, тем больше людей страдает. И многие считают, что это в порядке вещей, что они сами виноваты в своей болезни и в том, что лечение не помогает, а конечности отваливаются из-за гангрены.