Она натянула исподнюю рубашку, потом торопливо влезла в платье, прижала, сцепила застежкой разошедшийся шов.

Рыцек, наверное, уже сидит за столом и ждет завтрака. И молодец, что ее не разбудил. Вон солнце как высоко. Значит, будет уже не завтрак, а почти обед. Она весело – через одну ступеньку скок, через вторую прыг – спустилась сверху и обнаружила вместо Рыцека молочницу, румяную, рыжеволосую, пышногрудую.

– Ох и горазда спать ты, девонька! – заулыбалась та, пряча в подол полученную от Униссы медную мелочь. – Всю весну проспишь.

Эльга застыла на пороге комнаты.

– А где Рыцек?

Звери и предметы как-то виновато смотрели со стен. Была бы возможность, наверное, отвернулись бы, убежали, спрятались.

Унисса подождала, пока за молочницей закроется дверь.

– Ушел, – сказала она, спокойно глядя на ученицу.

– К-как ушел? – Эльга даже запнулась на первом слове. – Просто ушел? И ничего не сказал?

Ей стало вдруг холодно, и она обняла себя руками.

– Нет.

Унисса поставила кувшин на стол.

– А я? – спросила Эльга.

– А ты – глупая девочка, – мягко сказала Унисса. – Глупая повзрослевшая девочка. Но все равно глупая.

– Но он же вернется? – Эльга с надеждой посмотрела на женщину.

Унисса пожала плечами.

– Не знаю. Думаю, нет.

У Эльги задрожали губы.

– Вы врете! Он хороший! Даже если его вызвали… срочное дело или новый учитель…

– Он просто ушел, – сказала Унисса.

– Вы же могли ему помешать!

– В чем?

– Остановить!

– Ученика мастера Изори? – В голосе Униссы прорезалась насмешка.

Слезы брызнули у Эльги из глаз.

– Я же набила… я же набила букет. Я целую ночь…

– Дурочка! – Унисса обняла ее, прижала голову к своей груди. – Ты еще не умеешь, не знаешь, как это делается. Менять в человеке что-то очень непросто. Тем более в твоем Рыцеке. Некоторое умение – еще не мастерство.

– Неправда!

Эльга вырвалась и побежала наверх.

У нее есть букет, и она покажет, что все сделала правильно! Она видела, как и что исправлять!

Кот прыснул с ее пути.

Вот. Сейчас. Где? Эльга озадаченно крутнулась на месте, ища марбетту глазами. Стул. Стол. Шкаф. Кровать и тюфяк. Мятая простыня с крохотным пятнышком крови. Ее скомкать. Ни марбетты, ни букета.

Но как же?

Может, Рыцек забрал букет с собой? Эльга заглянула под кровать. Пусто. Раскрыла шкаф. Паук в паутине. Дохлый вроде бы.

Но тогда, получается, Рыцек забрал и марбетту. Зачем? Она вышла из комнаты. Под ногой слабо хрустнуло. Маленький осколок дубового листа.

Эльга замерла.

Она вдруг услышала еле различимый шепот, перебор зубчиков, доносящийся из чулана, в котором хранились вещи мастера Криспа.

– Хозяйка! Хозяйка. Сюда!

Голоса листьев были подавленные, испуганные. Бедные, бедные, остались одни, в темноте, духоте и пыли. Кто вас…

– Эльга! – крикнула снизу Унисса.

– Я сейчас.

Эльга приоткрыла дверь в чулан. Слабо скрипнули доски. Желтый свет проник внутрь, наткнулся на разбитый сундук, обмахнул полки, уставленные глиняными фигурками, перескочил на ткани, платья и шубы, сложенные мятой горой.

Эльгин букет венчал собой эту гору.

Доска была аккуратно расколота надвое, и Рыцек на ней казался пораженным мечом или топором от темени до шеи. Глаза ошалело смотрели в стороны. Рот провалился, пропал. Лиственная крошка стыла вокруг, будто кровь.

Эльга отступила от бурого кленового ручейка, протекшего к ногам.

– Эльга!

– Я здесь, – прошептала Эльга.

Ноги отказались ее держать, и она опустилась на пол. Зачем же? – подумалось ей. Что же это такое?

– Ах, моя девочка! – Унисса оказалась рядом, поймала в ладони ее лицо. – Не смотри. Смотри на меня.

– Он сошел с ума, мастер Мару? – тихо произнесла Эльга.

– Нет, – замотала головой Унисса. – Он просто… Ему, наверное, не понравился он сам, и он разозлился.

– Я не смогла его изменить?

– Нет.

Эльга заплакала.

– Но я так хотела!

– Ты научишься. Только нужно время.

– Я помню. – Эльга шмыгнула носом. – Неудачи и терпение.

– Да, моя девочка.

– Но Рыцек все же хороший, – подняла глаза на мастера Эльга.

Унисса вздохнула.

– Все люди такие.

– Как листья.

– Да, как листья.

Рыцек так больше и не появился.

Букет Унисса выкинула. Потом он славно сгорел в канаве вместе со всякими деревяшками, мусором, Рыцековой одеждой, едва стало чуть потеплее.

Кончилась, распрощалась с Гуммином зима.

Снег сошел напрочь, из земли пробилась трава, зазеленела, несмелыми листочками оделась липа.

Эльга продолжала набивать птиц и кота, который, словно переняв характер от того, чьим именем был назван, стал вредничать, драть углы стен и пропадать из дому. Глаза у него сделались диковатыми, а голос – требующим, противным. Где молоко? Где мяу-со?

Накормленный, он полюбил лежать на подоконнике в большой комнате и, вытянувшись во весь рост, грелся на солнце.

Букеты выходили под стать ему, холодные, безучастные, какие-то отрешенные. Ни один из них Унисса не повесила на стену.

– Так, – сказала она после десятого букета, – это никуда не годится. Ты понимаешь?

Эльга кивнула. Хотя ей было все равно.

– Что ж, – сказала Унисса, – тогда пойдем.

– Куда?

– В молодой лес. За молодым листом. Нам давно пора пополнить запасы, как думаешь?

– Да, мастер Мару.

– Да, мастер Мару, – передразнила Унисса. – Что за уныние?

На следующий день они вышли за город, миновали свежие вырубки и углубились в рощицу у реки. Светило нежаркое солнце. Дышал дымами спрятавшийся за возвышенностью город. С воды слышались голоса лодочников и плотогонов – те медленно тянули могучие бревенчатые связки к дальнему берегу.

На небольшом холмике в окружении берез и сосенок Унисса остановилась.

– Встань сюда.

Она добилась от Эльги неохотного шага вперед.

– Мы же за листом…

– Это мы еще успеем.