с тем типом — ну, ты помнишь, он ещё ходил с нами к склепу…

— Со старшим сержантом Ершовым? Хотя какой он старший сержант…

— Гнусный тип, подонок, — сказала Наталья в сердцах. — Неизвестно, что бы он сотворил, если бы не встретился Сильвестр…

— Известно, что сотворил бы, отлично известно, — усмехаясь, сказал пахан. — Поэтому пришлось его угомонить. До сих пор там валяется.

— И ещё я слышал их разговор, — продолжал Денис. — Они называли себя не по именам, а по кличкам. Доктор Александр Григорьевич — это Лис, капитан Горбатюк — Горян. Лис — их главарь, и с ними на ножах другая банда…

— Банда одна и та же, — возразил Сильвестр, — только у них раскол. Часть поддерживает Лиса, часть — Кукуя.

— Да, Кукуй, есть такой, — закивал юноша. — Они про него говорили.

— Теперь ясно, что Лис скинут, — проговорил пахан задумчиво, — причём скинут по самому жёсткому варианту. Те пацаны, — он показал пальцем на потолок, — поддерживали его, за это и поплатились.

Денис посмотрел туда, куда указывал Сильвестр, и невольно поёжился. На досках потолка и на стене виднелись кровавые разводы, а на полу стояла тёмно-красная засыхающая лужа. Чанга, щурясь, смотрела на неё, принюхивалась и фыркала.

— Ну, всё, мне пора возвращаться, — сказала Марья Васильевна. — Но я ещё приду. Захвачу лекарство и горячего чаю.

— А вас бандиты не трогают? — спросил Денис.

— Не трогают. Даже денег дали за беспокойство. Я бы ни в жизнь не взяла, а тут со страху взяла…

Сильвестр поднял для неё лестницу, и она вылезла из погреба. Люк за ней закрылся.

— На пятна не обращай внимания, это издержки производства, — сказал Денису пахан, снова усаживаясь на ящик. — В бригаде не нашлось авторитета, который развёл бы пацанов, оттого и жмуриков наделали… Так ты говоришь, на даче никого не было?

— Почти никого. Они все пошли следить за вами. И сбежать вам дали специально, думали, вы приведёте их к чемодану.

Сильвестр усмехнулся.

— Опять этот чемодан! Ну что ты будешь делать… — Он посмотрел на юношу ясными, правдивыми глазами. — Нет никакого чемодана! И не было! Всё это туфта. Чак по жизни был прикольщиком, липу мастырил только так. Он Лису с Горяном мозги задурил, а те уши и развесили!

Пахан говорил убедительным тоном, но Денис ему не верил. Слишком настойчиво бандиты охотились за чемоданом, чтобы это было туфтой.

— Сейчас не о чемодане надо думать, а о том, что дальше делать, — сказал Сильвестр. — Кукуй с пацанами что-то не уехал отсюда. Не нравится мне это.

— Как вы думаете, они освободили дорогу на Троицкое? — спросил Денис.

— Не знаю. Старуха говорит, оттуда уже третий день никто не едет.

— Да, дела, — Кораблёв покачал головой, потянулся и начал усиленно тереть глаза. — Если б не вся эта заваруха, мы с Натальей давно были бы в Москве. А так — приходится по лесу бегать, или сидеть тут с мертвецами… Прямо цирк какой-то…

Они замолчали. Денис задремал было, но шаркающие шаги наверху заставили его вздрогнуть и выпрямиться. По крышке люка трижды стукнули.

— Это Марья Васильевна, — он встал и приставил к люку лестницу.

Старуха принесла чайник с кипятком, кастрюльку с травяным отваром и стаканы. Всё это уместилось в корзине.

— Охламоны заснули, — сообщила она, — а двоих за дорогой следить поставили.

Марья Васильевна достала из той же корзины маленькую картинку с изображением святого, поставила её к стене, где натекла кровь, и перекрестилась. Сильвестр разлил чай по стаканам.

— С медком хорошо бы, — сказал он.

Наталья приподнялась. Старуха налила ей в стакан отвару. Это, по её словам, от простуды поможет лучше всяких таблеток.

— А что, водится в ваших краях мёд? — прихлёбывая чай, поинтересовался пахан.

— Как же не водится, — ответила Марья Васильевна. — У нас Пахом занимался пчёлами, держал ульи, но он помер уж третий год. А сейчас Маслов и его сын Никитка пчёльничают…

— Это какой же Маслов? Лесник, что ли?

— Он самый. Только он в последнее время пьёт много, и пчёл, и огород забросил. Если б не сын, всё бы давно пропало. Никита его очень хозяйственный, и за пчёлами смотрит, и огород копает. Но тоже пьёт. А так бы — цены ему не было… Говорят, невесту в Загорске приглядел.

Видно было, что Сильвестра этот разговор заинтересовал. Он даже отставил стакан.

— Стало быть, пчёлами занимается Никита? А где он их держит?

— Да возле дома и держит, прямо за огородом.

— А дом где?

— Недалеко отсюда, у дороги на лесопилку. Там и огород ихний, и пасека.

— И что, значит, Никита за всеми ульями ухаживает?

— За всеми. Пчёл он любит с самого детства. Говорит, будто подходит к ним без сетки, а они его не трогают.

— Взглянуть бы на них. Я раньше тоже ими занимался… — Сильвестр достал карту и разложил её на ящике у свечи. — А правда, недалеко…

— Маслов исчез, — сказал Денис. — Бандиты искали его, и не нашли.

— Да мне он не нужен, просто обстановку надо сменить. Не нравится мне этот подвал. Давайте-ка мы лучше к Маслову перебазируемся, заодно на пчёлок погляжу.

Пчеловодом Сильвестр не был. Расспрашивал он о пчёлах потому, что хотел выведать, где в окрестностях Шабаново находятся ульи. Под одним из ульев должен быть зарыт чемодан.

В те годы, когда Сильвестр и Чак звались ещё Сашкой и Костей, они, как все деревенские дети, любили страшные истории и были немного суеверны. Этим и объясняется выбор такого необычного места для могилы кота. Улей, под которым его тайком закопали, принадлежал соседу. Братья подозревали его в причастности к смерти своего любимца и хотели отомстить. По мысли детей, душа свирепого Кузьмы должна постоянно пугать, тревожить и угнетать обитателей улья и в конечном счёте выгнать их оттуда.

Наивные детские фантазии давно выветрились из сознания практичных и жестоких бандитов, какими стали братья Вороновы. Но Чак не ошибся в одном: похороны кота Сильвестр помнил.

Часть пятая

Глава 1

Чьи-то бесцеремонные руки сдёрнули Никиту с матраца.

— А? Чего? — Он раскрыл глаза и огляделся, ничего ещё толком не соображая после вчерашней пьянки.

— Маслов, Никита Петрович? — Незнакомый субъект лет тридцати, коротко стриженый, с лицом как серый кирпич, больно схватил его за плечо. — А ну, подъём!

— Чего тебе?

— Чего-чего! — рявкнул субъект. — Расчевокался! С нами едешь.

В голове у Никиты гудело, руки дрожали, перед глазами плавали оранжевые круги, тело было каким-то деревянным. Дрожащими руками он взял стакан с водкой, который протянул ему напарник кирпичного субъекта, и, стуча зубами