Лиля в ощущении дежавю стояла на крыльце ковалевского дома и, как и часом ранее, вместе с коллегами смотрела вслед уезжающей машине с мигалкой.

— Интересно, это была попытка убийства или самоубийства?

— Вряд ли убийство. — Лиля вздохнула и обхватила себя руками за плечи, словно замерзла. — Мы же исходим из того, что убийца Ковалев, а он просто бы не успел перерезать вены жене. Она пролежала в воде не больше часа, а скорее всего меньше. В это время он уже был в магазине.

— А если убийца — не он, а эта самая неизвестная науке Лёка, след которой теперь оборвался?

— Нет, думаю, что, скорее всего, это самоубийство. — Лавров обнял Лилю, чтобы согреть. — Я, когда ей руки перевязывал, обратил внимание — она уже резала вены раньше. У нее белые полоски на запястьях, такие остаются после заживших порезов. И в повседневной жизни она носила широкие браслеты на каждой руке. Я думал, что это у нее стиль такой необычный, а на самом деле она прятала шрамы.

— Но Лёку-то все равно нужно искать. — Бакланов начал злиться. Он всегда злился, когда что-то не укладывалось в придуманную им схему.

— Нужно, никто не спорит, — миролюбиво сказала Лиля. Она так устала, что у нее даже голова закружилась. — Ковалев так говорил, как будто сделал этой Лёке что-то плохое, но очень давно. Нужно искать в их прошлом, Ковалева и его жены. Эта Лёка обязательно должна где-то всплыть. Скорее всего, это кто-то из их юности.

— Так то когда было? — уныло сказал Зубов.

— Хоть при царе Горохе, — жестко ответил Бунин. — Надо — значит, будем искать.

Матвей вылез из рейсового автобуса и деловито осмотрелся. Эх, жаль, часов нет. Хорошо бы понять, сколько времени. Из интерната он ушел сразу после завтрака, то есть примерно в полвосьмого. Уроки начинались в восемь. Математичка или русичка сразу бы увидели, что его нет, но сегодня первым уроком была физкультура, а отношения с ней у Матвея складывались «на вы». Физрук, как пить дать, решит, что он опять прогуливает, и с места в карьер сообщать никуда не станет, дождется конца уроков, чтобы наябедничать воспитательнице. Так что сорок пять минут форы у Матвея точно было.

За это время он успел добраться до вокзала, купить билет до отворотки на тридцать третьем километре московского шоссе, дождаться рейсового автобуса и с независимым видом усесться на заднем сиденье, стараясь не привлекать внимания. Впрочем, на этом автобусе частенько ездили школьники, теткин коттеджный поселок, а за ним еще один, побольше, были достаточно густонаселенными. Конечно, в основном чад предпочитали возить на машинах, но иногда дети все-таки пользовались автобусами, это Матвей помнил из прошлой жизни, когда ездил к тетке в гости вместе с мамой.

Он закрыл глаза и попытался вызвать в памяти мамин образ. Он уже стал забывать, какой она была. Нежный голос и ласковые руки помнил, а вот черты лица начинали расплываться в памяти, смазываться, таять, поверх них всплывали другие глаза, другой лоб, иные губы. И вместо мамы Матвей видел тетю Лилю, впрочем, чем-то неуловимо на маму похожую. По крайней мере, руки у нее были такие же ласковые, голос такой же нежный, а глаза такие же ясные, как у мамы.

Подошла кондукторша, проверила билет.

— Ты что, школу прогуливаешь? — строго спросила она.

— Нет, у меня вторая смена, — нашелся Матвей. — Я у бабушки в городе ночевал, сейчас домой еду в коттеджный поселок, другие учебники взять и форму спортивную. Физкультура у нас сегодня.

— До чего родители все-таки пошли безголовые, — проворчала кондукторша. — От горшка два вершка, а один раскатывает. Вот высадить надо тебя за то, что в транспорте без сопровождения взрослых едешь. Двенадцати лет ведь нету тебе?

— Нету, мне десять, — честно признался Матвей и сделал умильное лицо. — Тетенька, не высаживайте меня, я знаю, куда ехать. Меня часто одного родители отпускают, я самостоятельный.

— Ишь ты, самостоятельный, — проворчала женщина, но отстала.

До нужной ему остановки автобус доехал минут за двадцать. По всему выходило, что ненавистная физкультура уже кончилась, а значит, следующий учитель в любой момент мог спохватиться, что Матвея сегодня на уроках нет совсем. Конечно, он никому не говорил, куда собрался, а в городе его могли искать до посинения, но все-таки лучше было поторапливаться. О его побеге могла узнать тетя Лиля, а волновать ее Матвею совсем не хотелось.

Привезший его автобус, кряхтя и переваливаясь с боку на бок, как одышливая старушка, поехал дальше, фыркнув напоследок облаком сизого дыма. Матвей даже закашлялся. На остановке, кроме него, никто не сошел. Это было не очень здорово, потому что до коттеджного поселка идти нужно было километра четыре, и оставаться одному на пустынной дороге, то и дело ныряющей в лес, Матвею было страшновато.

Потоптавшись на остановке, он закинул за спину школьный рюкзачок, который прихватил с собой для конспирации, и двинулся по узкой прилегающей к федеральной трассе дороге. Дело, которое ему предстояло, было настолько важным, что бояться было некогда.

Минут через пять его обогнала машина, потом еще одна. Третья, проехав вперед, остановилась и начала сдаваться задом, приближаясь к мальчику.

— Подвезти, пацан? — из приоткрывшейся двери высунулся водитель, молодой парень в бейсболке, одетой задом наперед.

Искушение не тащиться пешком, а доехать до нужного места на машине, было велико, но Матвей ему не поддался. Он знал, что бывает с детьми, доверившимися случайным попутчикам.

— Нет, спасибо. — Он махнул рукой, стараясь не выдать своего разочарования. — Мне недалеко. Я дойду.

— Смотри, как знаешь. — Водитель спрятался обратно, как черепаха в панцирь. Хлопнула дверь, и Матвей снова остался один на дороге. Почесав нос, он опять вздохнул и пошел дальше.

Позади осталось не больше километра (чтобы хоть немного развлечься, он считал шаги и переводил их в метры, как когда-то учила мама), когда сзади снова зашуршали шины останавливающейся машины, Матвей опасливо обернулся, просиял от радости, а потом похолодел от испуга. Это была красная «Шкода» тети Лили, из которой уже выскочила и она сама.

— Матюш, господи, ты что меня так пугаешь? — воскликнула она, и подбежала к нему, и обняла, и серьезно, хотя и ласково посмотрела ему в лицо. — Матвей, ты же уже не маленький. Разве так можно поступать?

— Тетя Лиля, — он очень старался не заплакать, хотя получалось плохо, — мне было очень нужно повидаться с теткой. Если она меня вам не отдаст, я с крыши прыгну. Я ей так и хотел сказать, что пусть забирает мою квартиру, не нужна она мне, только чтобы я с вами был. Я из интерната сбежал, чтобы с ней поговорить. А то потом поздно будет, вам откажут, и все. И на этом все кончится. — Тут он все-таки не выдержал и расплакался.