Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Левандовский весьма откровенно обращает внимание командования Южного фронта на небоеспособность полка. Он, правда, не указывает, с какой целью необходимо прислать надежные части на Миллеровское направление. Скорее всего, надежные части были необходимы для того, чтобы усилить оборону на данном участке, но следует обратить внимание на то, что телеграмма была направлена в Особый отдел и ревтрибунал Южного фронта. Данное обстоятельство приводит к мысли о том, что под словом «надежные» Левандовский мог иметь в виду и карательные части.
Однако мнение, будто комиссары всеми силами пытались навести в частях порядок, а красноармейцы этому всячески противились, было бы не совсем верным. Комиссары вели себя порой не самым лучшим образом. И вот тому примеры.
Телеграмма в штаб Южного фронта от председателя Уисполкома Нечмони: «…выезжающий из Глухова легкий артиллерийский дивизион 3 бригады 3 стрелковой дивизии вывозит не принадлежащее имущество забранное обывательских квартирах всему этому незаконному явлению способствует Командный состав с политическим Комиссарам дивизиона Орловым во главе не подчинившемуся требованиям Начальника Гарнизона и Комбригады точка Население брожение Уисполком просит сделать срочное распоряжение возвращении взятого имущества при чем командный состав и военкома дивизиона как прямы(е) пособники должны терпеть наказание по закону Революционного времени»[481]. В этом документе обращает на себя внимание неподчинение комиссара Орлова начальникам гарнизона и комбригады, что не могло не сказаться отрицательным образом как на моральном духе артдивизиона, так и на его боевом состоянии.
Другой пример, представленный в почтотелеграмме, направленной в политотдел Южного фронта 12 июня 1919 г. командармом 8-й Любимовым: «…главною причиною всех неудач и бегства является двоеточие неудовлетворительно поставленная политическая работа… и отсутствие удовлетворительного комиссарского и командного состава… политкомы увлекались всем кроме политической работы они занимались оперативно административной и хозяйственностью частью и не обращали никакого внимания на политическую работу».
Далее следует пример неудовлетворительной политработы в частях: «…комсостав и политкомы бегали с позиции комиссар бригады тов. Муштаков сбежал захватив с собой 20 000 двадцать тысяч рублей…» В этом же документе читаем: «Командный состав уже привлечен за преступление к ответственности но красноармейцы до сих пор еще ни один не почувствовал твердой руки которая смогла бы покарать их за преступление против революции точка»[482].
К последним строкам телеграммы, наверное, Любимову следовало бы добавить слова о том, что и комиссары еще не почувствовали на себе «твердой руки». Интересно, что командарм 8-й видит причины неудач своей армии не в низкой ее боеспособности (или не столько в ее низкой боеспособности), а в неудовлетворительно поставленной политической работе.
Безусловно, состояние политработы в указанной армии влияло на ее боеспособность, но только ли в этом причина низкой боеспособности 8-й армии? Ответ на поставленный вопрос будет дан ниже, при рассмотрении отчета бывшего комиссара Южного фронта об его инспекции 16-й дивизии Киквидзе.
Вернемся к анализу содержания телеграмм, которые посылали в штаб Южного фронта командарм 8-й и член его Реввоенсовета Барышников. В июне 1919 г. красноармейцы 112-го и 116-го полков подняли бунт (телеграмма от 22 июня 1919 г.): «Лозунги этой шайки (112-го и 116-го полков. — Авт.) кавычки долой войну запятая бей коммунистов запятая комсостав и евреев кавычки запятая силы их растут охотно присоединяющимися к ним красноармейцев точка с запятой…»[483]
Здесь мы сталкиваемся с тем, что лозунги солдат взбунтовавшихся полков носят не только антикоммунистический, но и антисемитский характер, и видим, что красноармейцы других частей охотно присоединялись к бунтовщикам.
Другая телеграмма, направленная командармом 8-й Любимовым в политотдел Южного фронта 18 июня 1919 г., в которой он докладывает о разложении дивизий вверенной ему армии: «Отставая немного от 12 дивизии шел процесс разложения и в 13 дивизии и в настоящее время этот процесс закончился полным боевым разложением 13 дивизии точка когда мною как крайняя мера приказано было выделить из полков по два пулемета и стрелять в самовольно отходящих Начдив и политком 13 сообщили что у него нет таких крепких частей в дивизии и к коммунистам доверие подорвано в полках их почти нет отношение коммунистам неприязненное и коммунисты должны скрываться и работать в подполье точка таким образом самые крепкие во всей армии 12 а затем 13 дивизии сломлены не противником а взорваны внутри точка Всюду бегут красноармейцы забывшие свои красные знамена запятнавшие их грязью точка Загроотрядами задержано с 1 по 15 июня (1919 г. — Авт.) свыше 2500 человек но сведения ети еще неполны… Что касается противника то перед фронтом 12 дивизии его не обнаружено… Таким образом считаю 12 и 13 дивизии абсолютно небоеспособными никакого давления они не выдержат предполагаю что зараза уже перекинулась и на 15 дивизию но фактически установить этого не могу хотя моральный дух ея подорван о чем я уже доносил…»[484]
Вновь, как и в вышеприведенном документе о бунте 92-го Нижегородского стрелкового полка, приходится сталкиваться с тем, что коммунистов не только не любили в частях, но жизнь их нередко оказывалась под угрозой, о чем прямо сообщает Любимов. Может быть, причиной тому служат их, коммунистов, невысокие морально-боевые качества, о которых в предыдущей телеграмме пишет сам же Любимов.
Но в данном документе есть указание на один важный момент, не только подтверждающий низкие морально-психологические качества бойцов указанных дивизий, но отчасти объясняющий причины невысокого боевого духа красноармейцев: «Красноармейцы забывшие свои красные знамена…»
На основании вышеприведенных цитат мы убедились, что коммунистическая идеология не вдохновляла бойцов на борьбу (в данном случае это не утверждение, а предположение, ибо красноармейцев могла не вдохновлять на борьбу не столько большевистская идеология, сколько ее носители — комиссары). Но красноармейцы не ценили и свои знамена. Это приводит к выводу о том, что бойцы Южного фронта не желали сражаться не только за идеологию, но и за «честь мундира».
Не только