Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он продолжил свою речь:
— В борьбе с врагами мои люди не знают пощады ни к кому, не жалеют и семьи активистов, лояльных нынешнему Правительству Афганистана. А что касается молодых людей, то я скажу, что ещё при Дауде в середине семидесятых годов, я сам кое-чему научился у американцев. У нас, пуштунов, семьи очень бедные и многочисленные. Всё здесь очень просто. Американцы тогда, в начале нашего становления, оказывали существенную помощь. Американец вместе с муллой приезжал в семью и предлагал две-три тысячи долларов за то, чтобы отдали мальчика двенадцати-четырнадцати лет. Все соглашались, ибо за эти деньги семья могла прожить несколько лет. Затем вместе с муллами детьми занимались американские и пакистанские инструкторы. Занятия проходили всегда интенсивно. Шесть часов в день занимало чтение Корана, остальное — изучение автомата Калашникова, стрельба из него, а также других видов вооружения. Этот опыт я использую сегодня. Для воина джихада не нужны другие занятия, кроме Корана и автомата. К сожалению, — Хекматияр с ухмылкой продолжил, — когда говорят, что все моджахеды, чтут Аллаха, традиции, устои, воюют за веру, то лукавят. Даже те, кого мы сами отбираем в лагерях беженцев, не все бывают благонадёжны. Хотя мы учим их, что они не только моджахеды, но и наёмники, воюют за деньги, чтобы обеспечить себя и свою семью. А вот что касается мальчиков от двенадцати до шестнадцати лет, которых мы растим, обучаем, так они становятся настоящими воинами джихада уже через несколько лет. Они наизусть знают пятнадцать сур Корана и искренне намерены воевать за религию Аллаха. Эти юноши, не колеблясь, готовы отдать жизнь во имя Аллаха, за священный джихад! Лучших из них, отличившихся в борьбе с неверными, в перспективе можно направлять на учёбу в военно-учебные заведения Пакистана и другие мусульманские страны.
— Вы исключительно целеустремленный человек, господин Хекматияр, проявляете завидное упорство в борьбе. Я тоже для себя решил, что буду до своей смерти, до моего последнего вздоха вести беспощадную борьбу с неверными. Я никогда не закончу свою священную войну, которую мы с Вами перенесём в другие страны, — вдохновенно сказал Усама бен Ладен. — А вот в отношении американцев, хочу честно сказать, что я их не люблю, хотя и работаю с ними. У них свои цели в Афганистане, а нашу борьбу за джихад они используют только против Советов за своё влияние в исламском мире. Мы для них, увы, разменная монета.
— Я им тоже не доверяю, но на этом этапе борьбы без них нам не справиться. Да, я непримирим в борьбе и не щажу даже тех, кто, казалось бы, не встаёт на моём пути. Эту жестокость война оправдывает, пусть все дрожат перед нашим джихадом! — эмоционально подчеркнул Хекматияр.
— Очень приятно слушать такие слова. Я буду оказывать Вам любую помощь, всё, что зависит от меня, сделаю. Жду Вас к себе, — тихо, но убедительно ответил молодой араб.
— Тогда на Вашей базе, господин бен Ладен, мы с Вами проведём Совет и инструктивное совещание моих полевых командиров, — предложил Хекматияр.
— Рад за столь высокое доверие. Вы во всём можете рассчитывать на меня. Для своих караванов Вы всегда можете отбирать лучших вьючных животных, а для Вашего кабульского каравана, который готовите, я дополнительно подберу опытных арабских моджахедов.
Посмотрев на часы, Усама бен Ладен встал, выпрямился во весь свой высокий рост и добавил:
— Мне надо торопиться, меня уже ждут неотложные дела.
Проводив молодого араба до ворот, Хекматияр отдал команду вызвать начальника учебного центра Саида Ашрафа и назначенного начальником каравана в провинцию Кабул Хабибуло для их инструктажа по подготовке к проводке каравана по им лично избранному маршруту.
Вилла Хекматияра стала местом приёма её хозяином наиболее почтенных гостей, проведения совещаний и служебных встреч. За высоким забором резиденции планировались самые важные операции многочисленными отрядами Исламской партии на территории Афганистана. Отсюда шли указания по подготовке и отправке караванов с оружием и боеприпасами, переброске новых мятежников, наемников и террористов, подготовленных в многочисленных учебных центрах. Сюда, словно паутина, тянулись нити его покровителей, решались вопросы поставок наркотического сырья в различные страны мира.
После отъезда гостей, Хекматияр уединялся в своем кабинете, просматривал кипу бумаг и резким почерком ставил свою резолюцию. Вот и на этот раз, ожидая начальника одного из главных учебных центров подготовки моджахедов, а также назначенного им лично начальника будущего каравана особого назначения, он сидел в кабинете, мысленно продумывал новую встречу с Усамой бен Ладеном. Сидя в роскошном кресле, он кинул свой взгляд в большое, обрамлённое серебряной рамкой зеркало. Ему представилось, что он уже сидит в президентском дворце Кабула и вершит судьбами народа Афганистана.
Часть вторая
Караванная тропа
Глава первая
Боевая подготовка с молодым пополнением у караванной тропы
Последние июньские дни на трассе. Ранним утром накануне итоговых занятий. Древняя караванная тропа. Корабль пустыни. Занятия по боевой подготовке.
Жаркими и томительными были последние июньские дни на трассе. От бесчисленных потоков машин и бронетехники в сторону Джелалабада и Кабула на дороге постоянно висела столбом пыль. Солнце жгло даже через пыльную мглу у дороги, поэтому часовым, прохаживающимся вдоль шлагбаумов при въезде на территорию постов, вдвойне было тяжело. За считанные часы они покрывались плотной коркой пыли, блестели только глаза.
В роте старшего лейтенанта Владимира Годыны, несмотря на изнуряющую жару, ежедневно после ночного боевого дежурства проходили занятия по боевой подготовке. Накануне занятий с самого раннего утра на пост заехали советники из местного отделения афганской спецслужбы безопасности ХАД. Они вновь затронули вопрос об усилении контроля за тропой в вечернее и ночное время.
После их отъезда командир роты взглянул на чистое безоблачное небо, потом на свои часы. Было шесть часов утра. Расположившись под навесом за столиком у капониров, он положил рядом конспект для проведения занятий, развернул карту и вновь стал смотреть на маршрут караванного пути. Старший лейтенант Годына тревожился о том же, о чём волновались хадовцы