вся! Ну что теперь делать⁈

Она натурально изображает печаль и демонстрирует мне изуродованную падением помаду. Иди ты нафиг, Мариша. Я только развожу руками и возвращаюсь в машину.

— Ирина, — восклицаю я, резко открывая дверь в кабинет Новицкой и осекаюсь… — Викторовна… Здравствуйте… товарищи…

— А это и есть наш идейный вдохновитель, — деловым тоном говорит она. — Товарищ Брагин Егор Андреевич.

— Вдохновитель? — высокий пожилой худощавый человек в дурацких очочках скользит по мне взглядом и поворачивается к Новицкой.

Его волосы полностью седые, а сам он похож на тень.

— А почему же он у вас не на работе? — спрашивает он сухим голосом. — Только заявился…

Ирина стоит практически по стойке смирно. Рядом с ней находятся ещё несколько человек, в том числе будущий первый секретарь Мишин и действующий первый секретарь Пастухов. Мишин на меня смотрит строго, а Пастухов сладко улыбается и глядит масляными глазами на седовласого старца. А брови у Пастухова густые, чуть даже лохматые. Это, надо сказать, заявка на высшую лигу. Я чуть улыбаюсь.

— Что скажешь, Брагин? — поворачивается ко мне седой сухарь.

— Я, Михаил Андреевич, прямо с аэродрома поехал на базу подготовки учащихся, — нагло вру я. — У нас через несколько дней смотр строя и песни назначен, приедут представители от школьных комсомольских организаций Московской области. Будем рады, если и вы сможете посмотреть, как ширится движение юных патриотов. Вот Борис Николаевич собирался приехать.

Пастухов хмурится, пытаясь, вероятно, припомнить, когда это он собирался посещать какие-то дурацкие смотры строя и песни.

Суслов поворачивается ко мне и на этот раз рассматривает внимательно. Смотрит, смотрит, а потом чуть поводит головой, типа, ну надо же, такая сявка, оказывается, а туда же…

— Ну что, — наконец, кивает он, — хорошее дело затеяли, товарищи. Не зря Леонид Ильич лично поддержал начинание и доложил об этом на съезде. Вам оказывается огромное доверие, не забывайте об этом. Нужно его оправдать и с честью выполнить все взятые обязательства. Продолжайте и будьте последовательными, и идеологически чистыми. Вы наше будущее, будущее великой страны. Ведь мы её отдадим именно в ваши руки.

Если бы в наши. Вы страну в руки Горбачёва отдадите. Не вы лично, конечно, вам-то уж немного осталось… Так что, не дожали вы своего оппонента…

Делегация вслед за Сусловым направляется на выход. Поравнявшись со мной, он останавливается и, ещё раз качнув головой, снова обращает на меня свой взор.

— Запомнил, что я сказал? — спрашивает он, останавливаясь.

— Да, — киваю я и повторяю его слова, произнесённые во время сеанса телефонной связи. — Никаких хулиганств.

— Смотри, ты у меня на карандаше.

Он отворачивается, кивает сам себе и идёт дальше. Пастухов, да и Мишин с Новицкой смотрят на меня с удивлением.

— Никаких хулиганств? — переспрашивает Ирина, когда боссы уходят в свою башню из слоновой кости. — Ты полон сюрпризов, Брагин… И девка твоя…

— Ну прости, — пожимаю я плечами, и… неожиданно начинаю смеяться.

Сначала тихонько, а потом не в силах остановиться, хохочу во весь голос. Вся вчерашняя ситуация вдруг предстаёт дикой и, вместе с тем, жутко комичной.

В голове мелькают картинки со вчерашнего вечера, трансляция из бара в гостинице «Латвия»… Ирина… Вот она хмельная ламия, способная зачаровать, свести сума и обратить любого мужика в камень, а в следующее мгновение расплавить и обжечь жидким огнём, подчинить и превратить в раба и послушного зомби. Царица ночи в самом что ни на есть тарантиновском смысле… И тут… бац!

— Видела бы ты своё лицо, — вытираю я слёзы… — Такого удивления я в жизни… а-ха-ха…

— Оторва! — сердито говорит она и… тоже начинает смеяться.

— Что⁈

— Прекращай ржать! — пытается приказать она сквозь смех. — Где ты её нашёл⁈

Когда в кабинет заходит Толик, он нерешительно останавливается и, похоже, не сразу понимает, плачем мы или смеёмся, и почему обнимаемся. Вернее, мы не обнимаемся, просто Ирка держится за меня, чтобы не упасть от смеха. Лишь бы истерики не случилось.

Отсмеявшись я прощаюсь с Новицкой и иду к себе в кабинет. Замяли, короче. Ирка молодец, я её по-своему люблю и даже, наверное, понимаю… Или не понимаю, но какая разница, она-то меня любит тоже очень и очень «по-своему». И это очень даже неплохо, если бы все мы могли любить друг друга, ничего другого и делать не нужно было бы… Ладно, на этом и остановимся. Впрочем, это только моё мнение, оно может отличаться от мнения Новицкой…

У Толика громыхает «Рэйнбоу»:

I see a rainbow rising

Look there, on the horizon…

Дио старается изо всех сил. И мне кажется, сейчас я вместе с ним вижу, как над горизонтом восходит огромная радуга. После дождя всегда появляется солнце. Или часто…

— Наташ, привет, — говорю я позвонив домой. — Привет. Я всё. Анатоль, прошу, сделай потише… Спасибо. Слушай, а давай мы с тобой поужинаем где-нибудь… например, с видом на Кремль. Что скажешь?

— Я вообще-то курицу венгерскую урвала сегодня. Думала, в домашней обстановке… Ой, я же Марину пригласила.

Блин! Сердце сжимается…

— Она сейчас с тобой что ли? — спрашиваю я.

— Нет ещё, но скоро придёт, звонила недавно.

— Слушай, ну её нафиг, Марину твою. Давай вдвоём побудем.

— Блин, ну неудобно же… — вздыхает Наталья.

— Перезвони ей, скажи, что я тебя срочно вызываю.

— Она спросит зачем…

— Ты серьёзно? Мы что, должны отчитываться перед ней?

— Ну, а что я скажу, типа не твоё дело что ли?

— Скажи, что не знаешь, — предлагаю я.

— А она возразит, что ты мной помыкаешь.

— А ты ответь, что тебе это нравится.

Повисает пауза…

— Ладно, — наконец, соглашается она. — Я придумаю, что сказать…

— Ну, и хорошо, я через двадцать минут подъеду.

Машина останавливается у подъезда, и я хлопаю Лёху по плечу кивая на улицу. Он сразу врубается и выходит.

— Нашли что-нибудь? — спрашиваю я.

— Нет, ничего, — мотает он головой. — Все прошарили.

— Нужно будет со спецтехникой попробовать. Машина несколько дней стояла одна, могли и залезть. Так что ничего важного не обсуждаем.

Наташка выходит в сопровождении бравого Димы и мрачноватого Вовы.

— Ого, — присвистываю я. — Моя богиня. Ну и повезло же мне с тобой.

—