В переписке они обсуждали прочитанное и просмотренное, ненавязчиво обмениваясь мнениями, в который раз удивляясь их совпадению.

Про себя, про свою прошлую жизнь Людмила по-прежнему не обмолвилась ни единым словом. Женя вопросов не задавала.

Между ними возникла ненавязчивая, ничем не обременяющая, а даже вполне любопытная своей информативностью дружба. Или приятельство – как угодно. Но в любом случае отношения приятные, без посягательств на чужое пространство и время.

Не то чтобы Женя ждала этих писем – слишком много забот и проблем было в ее непростой, напряженной и стремительной жизни. Но, получив очередное письмо, искренне радовалась.

Через полгода Людмила прислала ей свою фотографию. При этом сто раз извинилась: «Долго сомневалась, нужно ли, и все-таки решилась. Вас в лицо я знаю, читала все ваши интервью, видела по телевизору, а вы меня нет! Ну вот, полюбуйтесь!» Все, конечно, с иронией.

Женя залюбовалась – Людмила была прекрасна. Во-первых, невозможно поверить, что даме за семьдесят. С фотографии смотрела стройная, подтянутая, ухоженная и красивая женщина. Копна рыжих, чуть вьющихся волос, яркие, светлые, умные и теплые глаза, прекрасная улыбка, ухоженные руки, симпатичный домашний костюм. Фото было сделано в интерьере квартиры. Острый женский и писательский взгляд сразу отметил чистоту и уют, стеллаж, плотно заставленный книгами, ветки распустившегося багульника в вазе, красивую мебель и стильные занавески. Было очевидно, что у хозяйки хороший вкус и склонность к порядку.

На руках у Людмилы сидел здоровенный рыжий котяра, морда хитрая и наглая, впрочем, как у всех котов, – Женя была ярой собачницей. Наглый, но глаза умные, с ухмылочкой. Фото сопровождало короткое письмецо: «Рыжий – мой лучший друг. Связь у нас просто космическая. Да, да, вы, Женя, только не смейтесь! Разговариваем глазами, понимаем друг друга с полувзгляда. Знаете, я раньше думала, что так не бывает! А вот, оказалось по-другому. Да и вообще… после смерти сына и мужа Рыжий стал для меня всем. Ну в общем, вы поняли: чокнутая старушка, ха-ха!»

Все. Больше ни одного слова. Ни про сына, ни про мужа. Скоро год, как они переписывались. Сколько там писем? Женя пролистала почту. Прилично. И ни разу – ни разу! – Людмила не обмолвилась о своем горе и страшных потерях.

Признаться, Женя была в недоумении. Да нет, ничего плохого она не подумала. Просто удивилась силе духа, такту, легкости какой-то. Как после этого ада, после такой страшной трагедии Людмила смогла жить? Да не просто жить – танго, лыжи, итальянский, скраббл, ручная белочка, требующая орешков, спектакли, концерты, кино, книги.

Юмор и вечный позитив. Вот строчки из писем: «Женечка, дружочек! Вот прошлась сегодня по лесу – ерунда, всего пять километров, больше поленилась. Но остановилась перевести дух, оперлась на палки и стала смотреть ввысь, на кроны деревьев, темные, густые, в пышных шапках голубоватого снега. В чистейшее синее – да, да, синее, а не голубое, верите? – без единого облачка небо. На взлетающих, громко вскрикивающих птиц – от неожиданности пугаешься и вздрагиваешь, и снег сыплется за воротник. И снова замираешь от тишины, столбенеешь. Она завораживает, парализует, вводит в какой-то морок. Стою и не могу сдвинуться с места.

Или я совсем выжила из ума? Женечка, скажите честно, я ненормальная?

Ведь почти всю жизнь живу в Сибири, человек я лесной, лес люблю всякий – и зимний, и весенний, и летний. А уж осенний и говорить нечего! Но каждый раз удивляюсь этой тишине, красоте, запахам невероятным! Да, да, даже зимой. Поверьте, и зима пахнет, да еще как!»

Однажды Людмила прислала коротенький рассказ. Не рассказ – рассказик. Если честно, Женя немного напряглась. Сколько раз было такое – сначала письмо с комплиментами, затем переписка и сплошной елей. А потом «вы не прочтете мои творения?». Не всегда, кстати, просили с юмором – иногда это звучало вполне серьезно: «Мое творчество, мои произведения». «Пожалуйста, прочтите и – дальше с вариантами: – дайте свою оценку, помогите протолкнуть в издательство, отредактируйте (мама дорогая!), напишите рецензию, не могли бы вы дать рекомендацию и написать пару слов на обложке?»

Женя читала. Честно, читала. Правда, ей хватало минут десяти – не так страшно. Пара страниц – и уже все понятно, где полная, беспросветная чушь и графоманство,

Да, что-то хотелось дочитать до конца. Хотя, признаться, таких рукописей было не просто мало – их было мизерно мало! Но в таких редких случаях Женя всегда старалась помочь.

Женя подробно объясняла, что есть профессия, писательский труд, и это не когда взбрело в голову, сел – и, нате вам, накалякал. Это именно труд, профессия, ремесло, которое требует непомерных затрат, моральных, душевных, физических, временны́х.

«Вы готовы к этому?» – спрашивала она. Ее корреспонденты терялись, – очевидно, готовы к этому не были. «Ах, это выглядит так? Ну ничего себе… А я представляла (представлял) это совсем по-другому…»

«Нет, милые мои! – заводилась Женя. – Все именно так, и никак не иначе! И да, к сроку! И да, не спустя рукава! И да, никаких там оттяжек, задержек и объяснений, что не смогла, уехала отдыхать, женила сына, болела, не было вдохновения. Чего у вас не было? Вдо-хно-ве-ния? А не объясните ли мне, опытному автору, написавшему тридцать пять книг, что это за птица такая – вдохновение? И еще что-нибудь про музу и Пегаса. Э, нет, так не пойдет, ребята! Жените сына, болейте – не дай бог, конечно! – поезжайте в отпуск, ждите музу и вдохновение, можно вместе с Пегасом. И извините за резкость».

Да, и еще! Вопросы про заработки. Ну это вообще шапито! А такие вопросы были, почти каждый раз. «Странное дело, – думала Женя, – многим кажется, что писательский труд легок, приятен, уж точно без дурного запашка, и приносит не только известность и славу – вещи, надо сказать, приятные, – но и устойчивое материальное положение».

Когда возникала просьба прочитать рукопись, Женя взрывалась.

Ну неужели они думают, что у нее столько свободного времени, чтобы потратить его на чтение чужих текстов, а не на дочку, не на мужа и маму? Не на то, чтобы с семьей съездить на дачу, где можно усесться с прикрытыми глазами в кресло-качалку, скрипящее, дырявое, еще дедово, и тихонечко наблюдать. Наблюдать и слушать, как что-то негромко обсуждают дочь с мужем, как мама ворчит по поводу запущенного цветника – все правильно, заниматься им некому, все пашут, как волы, и приезжают на выходные отдохнуть, а на сорняки всем глубоко наплевать, как бы мама ни обижалась. Да в конце концов слушать пение птиц, лес, тонко гудящую в отдалении электропилу или монотонное жужжание соседской газонокосилки. Слушать и слышать. И потихоньку подремывать…

А если, к примеру, зима или поздняя осень, то лучше всего улечься на любимый диван, завернуться в старенький плед и смотреть бесконечный сериал – например, о Шерлоке Холмсе или о старушке миссис Марпл, тоже неплохо.

Отдых. Как мало его было в Жениной жизни. А тут еще такие вот просьбы. А не откажешь – ты уже в статусе друга, с тобой поделились сокровенным, в общем, вступив в эту связь, выходило, что ты обязана среагировать, дать оценку и по возможности помочь. В общем, за пятнадцать лет существования в профессии и за одиннадцать лет популярности количества присланных текстов было не сосчитать.