Из глубин самого сердца по телу разливаются приятные волны тепла. Я бы простояла так вечность, просто прижимаясь к Макару и слушая его размеренное дыхание. Сама атмосфера домашнего тепла и уюта кажется такой правильной, чем-то само собой разумеющимся, что на глаза невольно наворачиваются слезы.

Никогда не считала себя плаксой и настолько сентиментальной натурой, но с Макаром всё как будто бы впервые, всё абсолютно по-другому. Слышу, как звякает нож о поверхность разделочной доски, и в следующий миг оказываюсь в коконе мужских рук. Слегка шершавые пальцы мягко, но настойчиво приподнимают мое лицо, и я натыкаюсь на внимательный изучающий взгляд. Я часто ловлю его на себе, и каждый раз мое сердце сбивается с ритма.

— Всё хорошо?

Плавлюсь словно воск от того, как меняется его взгляд. Как нежно и уже столь привычно он заправляет непослушную прядь волос мне за ухо. Наклоняется и ласково прикасается губами ко лбу.

— Даже лучше, чем можно представить, — шепчу с улыбкой и тянусь к его губам.

Макар подается вперед и едва касается моих губ, затем проводит ладонями по щекам и коротко целует в самый кончик носа.

— По-моему, у нас что-то горит, — замечаю, принюхиваясь.

Макар витиевато ругается себе под нос и, разорвав объятия, снимает с плиты сковороду. Заглядываю ему за плечо, смотрю на слегка пережаренную глазунью и скукоженные ломтики бекона.

— Выглядит довольно аппетитно.

— А по-моему, ты мне льстишь.

— Ну что ты, — подхожу к навесному шкафу и достаю тарелки. — Знаешь, люблю поджаристую еду.

Раскладываю яичницу по тарелкам, Макар тем временем сервирует овощи.

— Так куда мы едем в такую рань?

— Не могу сказать, но обещаю, что тебе понравится, — загадочно улыбается Макар. Он уже справился с овощами и разливает ароматный кофе по чашкам из дымящейся глиняной турки.

Быстро позавтракав, мы выезжаем в суперзасекреченное место, почти уложившись по времени. Всю дорогу слушаю веселые истории из детства Макара и хохочу, до спазмов в животе.

Судя по его рассказам, такими сорванцами они были с братом и так порой шкодничали, что учителям из приюта нужно было при жизни поставить памятник за терпение и стальные нервы.

Въезжаем в незнакомый мне городок, Макар с кем-то созванивается и с довольно загадочным выражением лица уверенно сворачивает на дорогу, ведущую за черту города. За окном уже светает, тяжелое серое небо уступает место воздушным белым облакам. Выехав на проселочную дорогу, мы некоторое время трясемся по ухабинам. Даже представить себе не могу, для чего мы едем по пустынной тропе, окруженной сплошным лесом, пока, наконец, не выезжаем на просторный луг.

Господи, то, что задумал Макар, это безумие…

Всё мое внимание приковывают огромные разноцветные шары, которые пока еще лежат на земле.

— Мы что, полетим на воздушном шаре? — с явными нотками озабоченности в голосе спрашиваю у Макара, который с хитринкой во взгляде следит за моей реакцией.

— Ага, — расплывается в широкой улыбке.

— Макар, я боюсь. Мне кажется, это плохая затея.

— Я тоже, малышка.

— Тоже боишься?

— Очень.

— Может, тогда ну его? Поехали домой? А?..

— Оля, ну мы же не настолько трусишки, чтобы свернуть с полпути. Откуда ты знаешь, может, тебе понравится и следующая наша вылазка закончится прыжками с парашютом?

— А вот это вряд ли. Я на колесе обозрения каталась один-единственный раз, он же и последний, в студенческие годы. Всё время сидела, вцепившись в поручни, молилась всем богам, чтобы аттракцион не сломался.

Машина плавно тормозит у импровизированной стоянки в начале поля. Обвожу взглядом собравшихся любителей острых ощущений. Может, я и зануда, но хоть убей, не понимаю, зачем люди добровольно подвергают свою жизнь опасности.

— Ну что, готова? — заглушив двигатель, Макар поворачивается ко мне. — Не волнуйся, я буду всегда рядом.

— А ты можешь побыть рядом где-нибудь в другом месте?

— Оля-я, — тянет порицательно.

— Мне вот интересно, как тебе вообще пришла в голову эта идея?

— Не знаю, — он пожимает плечами и отстегивает вначале свой ремень безопасности, затем мой. — Это мероприятие показалось мне весьма романтичным. Может, я хочу разделить с тобой незабываемые эмоции. Хочу ассоциироваться у тебя с чем-то воздушным и легким. Давай переживем и насладимся этим моментом вместе. Только представь: ты, я и бескрайнее небо.

— Меня очень устроил бы вариант: ты, я и твердая земля под ногами, — бурчу больше для вида, но на самом деле до глубины души растрогана искренним рвением порадовать меня. — Пойдем уже.

Мы выходим из машины и присоединяемся к небольшой группе счастливчиков, которым предстоит сегодня покорить небесную обитель. Взгляд падает на молодого паренька, стоящего чуть поодаль ото всех присутствующих. У него квадратные от ужаса глаза и бледная как мел кожа. Интересно, у меня такое же выражение на лице? Кошусь на притихшего рядом Макара. Что-то не скажешь, что ему тоже страшно. Может, хорошо шифруется? Хотя…

— Мы всё еще можем передумать, — шиплю тихо, вцепившись в ладонь Макара. — Я же вижу, что тебе тоже страшно, и не нужно стесняться это признать.

Он хмыкает и уже хочет что-то ответить, но я отвлекаюсь на суматоху, которая начинается, стоит инструкторам подозвать первую группу людей из шести человек.

На моих глазах начинают происходить поистине удивительные вещи. Огромным агрегатом, очень похожим на вентилятор, в пестрый разноцветный купол начинают накачивать воздух. Всего пара минут — и поражающий своими размерами шар гордо стремится ввысь. Затем, как я понимаю, пилот включает газовую горелку, из которой струится поток пятиметрового, а то и больше, пламени, и когда воздух в куполе оказывается достаточно прогрет, в корзину загружаются первые пассажиры.

— Макар, — дергаю его за руку, привлекая внимание. — А это точно безопасно? У нас над головами будет открытый огонь!

— Малышка, аэростат — самый безопасный вид воздушного транспорта. Если бы я не был уверен в квалификации пилотов, разве посмел бы подвергнуть тебя риску?

Дальше я с благоговейным ужасом наблюдаю, как сегодняшние первооткрыватели отрываются от земли и медленно набирают высоту. Со стороны комично наблюдать за замершими в испуге лицами людей в корзине. По-моему, кто-то из них даже кричит. Правда, непонятно, то ли от восторга, то ли от страха.

Но что-то мне подсказывает, что второе предположение вернее, так как дикие вопли мужским басом «Мамочка-а-а» вряд ли издают в умопомрачительном экстазе.

Господи, мне даже смотреть страшно, кажется, я уже с лихвой впечатлилась, просто понаблюдав со стороны за полетом.

Отыскиваю взглядом своего белого как стена собрата по несчастью. Замечаю рядом с ним миловидную девушку, которая мнется на месте в нетерпении и с энтузиазмом утешает парня, крепко держа его за руку. Чтобы не сбежал, наверное.