Я оглядываюсь через правое плечо и вижу, что на хвосте у нас, ярдах в тридцати, висят три или четыре машины. Мы доезжаем до следующего светофора, не сбрасывая скорости, резко поворачиваем направо и вместо плавного заноса чуть не врезаемся в столб. Отец резко тормозит. Я едва не ударяюсь носом о приборную доску.

Фургон снова набирает скорость. Я пытаюсь сориентироваться, где мы находимся. Кажется, отец гонит в сторону городского порта.

Внезапно откуда-то из переулка на дорогу прямо перед нами выкатывает красный седан с пьяной девицей за рулем. Она настолько не в себе, что едва держит голову и в любой момент может расквасить нос о руль.

Отец едва успевает свернуть, чтобы не врезаться, машину слегка заносит. Визг колес, запах горелой резины. Справившись с управлением, отец выжимает из фургона максимум. Он сдавливает руль с такой силой, что белеют костяшки пальцев.

В зеркальце я вижу, что одна полицейская машина все-таки не смогла увернуться и врезалась в седан. Теперь у нас на хвосте осталось две. Далеко впереди мерцают огни моста.

Отец наблюдает за легавыми в зеркальце и что-то недовольно бормочет себе под нос.

Я слышу лишь обрывки:

– Продажные собаки! Посмотрим… Давай, давай!

В это мгновение одна из двух полицейских машин вырывается вперед. Какой-то миг мы мчимся бок о бок. Потом машина копов набирает скорость, вырывается вперед и начинает притормаживать. Мы зажаты в тисках, целуем бампером их зад.

Стиснув зубы, отец выворачивает руль. Наш фургон выезжает на пешеходную часть и сносит деревянный торговый лоток с прессой. В воздух поднимается ворох газет.

Я оборачиваюсь и вижу, как машина копов, лобовое стекло которой залеплено газетой, на полной скорости врезается в пожарную колонку. Мощная струя воды бьет вверх.

Мы уже совсем близко от набережной. На эстакаде отец сворачивает к порту. Я сильнее вжимаюсь в сиденье – в районе доков царит полный мрак. Мелькают стены ангаров, выхваченные светом фар, силуэты насыпей из щебня и песка, тянущихся вдоль берега. Последняя машина копов не отстает, между нами не больше пяти ярдов.

Я боюсь, как никогда. Если впереди окажется какой-нибудь обрыв, то можно прощаться с жизнью. Вдруг из мрака перед нами появляется огромный экскаватор с гигантским ковшом. Его зубцы направлены прямо на нас.

«Это конец!» – мелькает в голове единственная мысль.

Я зажмуриваюсь, закрываю ладонями лицо и кричу от страха. Фургон виляет в сторону и врезается во что-то. Я чувствую сильную боль в плече, открываю глаза и вижу, что мы воткнулись в груду песка. Слава богу, отец успел вовремя нажать на тормоз, иначе машину засыпало бы по самую крышу. У отца разбит нос, рассечена бровь. Кровь льется по щеке и капает на футболку.

– Папа, с тобой все порядке?!

– Ерунда. Небольшая царапина. Бывало и похуже. Давай выбираться отсюда.

Мы выходим из фургона. Я краем глаза замечаю справа тот самый экскаватор и машину копов. В отличие от нас, им не повезло. На всей скорости они напоролись на ковш. Его зубцы срезали с машины крышу вместе с головами пассажиров. В салоне остались сидеть обезглавленные тела.

– Не смотри, дочка. Не надо. Тебе и без того на сегодня хватило впечатлений.

Отец осматривает фургон и не замечает никаких критических повреждений. Разве что бампер отлетел да капот слегка помялся.

Мы забираемся обратно и с погашенными фарами движемся портовыми улочками. Отец оставляет фургон в соседнем дворе и ведет меня домой. Я страшно устала, еле передвигаю ноги, болит ушибленное плечо. Мы еще легко отделались, учитывая то, что могли вообще погибнуть.

Мы заходим в дом. Отец останавливается в кухне, достает из кармана тот самый бокс, вынесенный из «Амфитеатра», и отдает мне.

– Пэнни, держи, – говорит он. – Теперь это наше оружие. Держать его в магазине небезопасно. Спрячь где-нибудь. Только не дома.

– Не беспокойся, папа. Я уже все придумала.

День стоит пасмурный, по стеклам стекают бесконечные дождевые струи. Я чувствую себя разбитой и не выспавшейся. Покупателей сегодня хватает, а я не могу сосредоточиться – в голове крутятся картинки из прошедшей ночи.

А тут еще и привередливая старушка просит показать ей фильмы с участием собак. Все они ей не нравятся. То главный герой мелковат, то сюжет слишком фривольный, то режиссер в разводе, а она поборница строгой морали. Я слушаю вполуха и не знаю, что делать с этой покупательницей.

Внезапно на другом конце зала платиновая Ненси нежно воркует:

– Добрый день! Я могу чем-нибудь помочь?

Эта самая Ненси всем мужчинам-покупателям улыбается так, будто продает себя, а не фильмы. Сейчас я сама превращаюсь в строгую поборницу морали, потому что… на пороге стоит Лео!..

Он поводит бровью, словно Кларк Гейбл в старых фильмах, и отвечает с легкой небрежностью:

– Боюсь, что нет. Помочь мне сможет только вон та юная леди. – И он направляется ко мне.

Я замираю с открытым ртом, а Лео движется между стеллажами, ослепительный в своем шикарном полосатом костюме и ярко-красной рубашке с запонками.

Он останавливается возле нас, берет у меня из рук фильм, забракованный бабкой, протягивает ей и заявляет:

– Я вижу, у вас отличный вкус. Это не обычное кино о колли, а настоящая баллада о любви, преданности и долге. Приобретая этот фильм, вы получаете три часа душевного трепета и подъема. Ведь на одном диске записаны целых две части. Не упустите свой шанс стать счастливой, милая леди!

От его улыбки бабка тает и шустро семенит к кассе.

Я стою перед Лео, не находя в себе смелости поднять глаза, перебираю диски на полке и чувствую, как щеки заливает густой румянец. Он тоже перебирает диски, и наши пальцы внезапно встречаются.

Я не нахожу ничего более умного, чем выпалить:

– Вам предложить что-нибудь?

Он насмешливо смотрит мне в глаза и отвечает:

– Вряд ли меня заинтересует этот ассортимент. Но вот у меня есть кое-что такое, что сможет заинтересовать вас. Я в этом абсолютно уверен.

В ответ на мой недоумевающий взгляд Лео артистичным жестом поводит рукой в воздухе и останавливает ее у самого моего лица. На раскрытой ладони лежит та самая сережка – золотой медвежонок в солнечном диске.

– Этого не может быть! Где вы ее нашли?

– Так, гулял по улице, смотрю – очаровательная вещица. Главное, я уже видел ее раньше в ушке еще более очаровательной девушки. Да и повод прекрасный.

– К чему?

– Вы же теперь не откажетесь поужинать со мной? – Он приближает лицо к моему уху и заговорщически продолжает: – Хотя бы для того, чтобы вон та блондинка скоропостижно скончалась от зависти. Сегодня после работы я за вами заеду.