— Тогда ты лжец, — объявил Валентин. — Да будет тебе известно, что Патронаг — это человеческое воплощение Калюсты на земле. Калюста уже шестнадцать раз перевоплощался в человека, но Семнадцатый Патронаг — особенный. Когда ты увидишь его, то сразу поймешь, что это и есть бог. Одно дело молиться богу, не зная, каков он на самом деле, совсем другое — видеть и слышать его каждый день. Это необыкновенное чувство — жить в одном доме с богом. Поэтому многие мечтают попасть в храм.

— Ты хочешь сказать, что, когда я молюсь, меня слышит Патронаг? — от удивления Кай даже перестал дрожать.

— Именно так, — уверенно кивнул грандир. — Если ты принял в сердце Калюсту, то тебе придется принять и Патронага, потому что они неразрывны. Кто-то скажет: идеальных людей не бывает. Это правда относится ко всем за исключением Патронага Семнадцатого. Он — бог в человеческом обличье.

Кай промолчал. С одной стороны, Валентин говорил так убежденно и одухотворенно, что лжи в его словах не чувствовалось, с другой стороны, поверить в богочеловека было трудно. Кай-то и в Калюсту с трудом верил, а тут еще Патронаг.

По его подсчетам они сидели на дереве минут сорок. За это время если не Райзор, то Тупэ должны были давно на них выйти. Если, конечно, они побороли суеверные страхи. Или если на них не напали другие барсуматы. Однако в таком случае они должны были слышать выстрелы — Райзор наверняка бы отстреливался.

Между тем, проклятая тварь поднялась и принялась нетерпеливо вышагивать вокруг дерево, то и дело задирая морду и скаля на них зубы. Новая мысль была совсем неприятной. А если запах, который, по словам грандира, отпугивал барсумата, вдруг покажется твари не таким уж противным? Тогда придется прыгать и надеяться, что Калюста не даст их ногам сломаться.

— Эй, — окликнул Валентина Кай, решив, что с мрачными мыслями надо бороться. — Смотри, облака ушли. Небо какое звездное.

Сквозь лабиринт веток, действительно, сверкали яркие точки. Кай, привыкший в пещерах к вечной темноте над головой, все еще удивлялся звездам. Наверное, он будет удивляться им всю жизнь.

— Не люблю звезды, — неожиданно сказал грандир. — Я там родился — в небе. Вернее, на четвертом флагманском крейсере Детей Неба. Мой отец один из них. Вот так. Сколько себя помню, всегда с ним воевал. Он хотел, чтобы я водил корабли и занимался стратегией, а меня тянуло вниз, на Риппетру. Поверь, лучше жить в пещерах горных людей, чем на базах Корпуса. Мой отец — деспот, для него нет другой правды кроме собственной. Меня спас Калюста, ему я обязан жизнью.

— И я, — ответил Кай, удивленный откровенностью грандира. — Как думаешь, твой отец знает, что тебя похитили солдаты Корпуса?

— Я не удивлюсь, если это полностью его затея, — пожал плечами грандир. — Родство родством, но в теплых отношениях мы никогда не были. А ликвор нужен Детям Неба, как… нам кровь что ли? Никогда не задумывался о сравнении. Но, не даст соврать Калюста, это именно так. На ликворе работает весь флот Корпуса, поэтому, когда у Детей Неба начинается его дефицит, о родственных чувствах они забывают.

— Откуда ликвор вообще взялся?

— На этот счет много версий, и ни одной правдивой, — вздохнул грандир. — Согласно некоторым калюстианским апокрифам, ликвор — это кровь Калюсты. Но ученые с Псиланты считают, что ликвор — минерал, который самодел случайно захватил в космосе ниамфинами, когда тащил с Гайи людей, животных, землю и все, что ему там приглянулось. В отличие от земного материала, ликвор вполне мирно ужился с самоделом. Если бы это был обычный минерал, нашу планету ждала бы участь обычной колонии-донора, каких у Детей Неба полно. Но ликвор на Риппетре со временем приобрел особые свойства, он как бы «ожил», что ли. Для его добычи требуется целый ритуал, главным в котором являются не бурильные установки и шахты, а голос и определенные телодвижения. Возможно, на других планетах ликвор добывают «обычными» способами, но наш ликвор настолько смешался с самоделом, что его надо долго и нудно уговаривать, чтобы он отделился от Хищиды. Ты это и сам видел в той пещере. Со стороны это похоже на волшебство, но на самом деле, это искусство, которому обучаются долгие годы. Калюстианцы тщательно охраняют секрет добычи ликвора, и только благодаря этому Риппетра сохранила независимость. Да, мы продаем ликвор Корпусу, но другого выхода нет. Это — меньшее зло. Калюстианцев называют торгашами, не задумываясь, какую роль мы играем для сохранения хрупкого мира.

— А если ликвор на Риппетре закончится? Ведь самодел его не «вырабатывает», так?

— Ну, на пару поколений его еще хватит. Другое вопрос в том, что в доступных местах ликвор уже весь собрали. Поэтому те дезертиры из Корпуса и привели меня в горы Асырка. Их еще только начинают исследовать, но некоторые эксперты считают, что залежей ликвора в горном самоделе даже больше, чем под Корсионом. В городе его уже почти выбрали.

— Значит, калюстианцы придут добывать ликвор сюда? А как же горцы?

— Вспомни, что они сделали с Десятой, — веско ответил Валентин. — По-моему, будет замечательно, если горцев потеснит цивилизация. А сколько еще подравненных осталось в тех ямах? Чем раньше в горах начнется добыча ликвора, тем лучше.

И хотя со словами грандира было не поспорить, Кай ощущал какой-то подвох. То было едва уловимое чувство неловкости, словно с ним поделились последним куском мяса, при этом намекнув, что пища украдена у другого голодающего.

— Что это за звезда? — спросил он, решив, сменить тему. За разговорами не так чувствовался холод, хотя пальцы ног с уже трудом ощущались.

— Это пятый спутник Детей Неба, — прищурившись, ответил грандир. — Мы называем его Колесницей Калюсты. Люди верят, что, когда в небе видна Колесница, все вокруг начинает меняться. Надо держать глаза и уши открытыми, чтобы не упустить момент, набраться смелости и сделать то, на что никогда раньше не решался. Колесница открывает второе дыхание, она — тот особый случай, когда прошлое оставляют позади без оглядки. Другими словами, знак судьбы. Он означает, что скоро в твоей жизни произойдет что-то важное. Например, мы умрем.

— И что с нами будет? — спросил Кай. — После смерти?

— Зависит от того, во что ты веришь, — философски ответил Валентин. — Я вот, например, калюстианец. Мы верим, что Калюста дарит своим послушникам вечную жизнь. То есть, после смерти станем чантами. Да будет тебе известно, что всех калюстианцев хоронят в самоделе, но об этом в церкви открыто не говорят. Только служители высшего уровня знают тайну. Тебе рассказываю, потому что мы и так скоро сдохнем, какие уж тут тайны. Для родственников устраивают фальшивую церемонию с погребением тела в калюстианском склепе, а потом труп перевозят к ближайшему самодельскому болоту. Так поступают со всеми калюстианцами — вне зависимости от сана. Мы верим, что, став чантами, закончим свой жизненный путь и разделим с богом тело, сердце и разум. А когда наступит Возмездие, Калюста поглотит грешников и воскресит чантов. Тогда мы будем жить вечно.

Слова грандира заставляли задуматься о том, насколько честной была Церковь Калюсты и глава ее Патронаг с верующими во всех остальных вопросах, раз ее лидеры обманывали прихожан даже в таком деле, как смерть. Но честность Валентина подкупала. Тем более, что сам Кай не имел ничего против, если бы его тело утопили в самоделе.