– Ведро с водой… – повторила Тийне. – Ну, это еще ничего.

И тут они услышали стук копыт.

Кто-то гнал коня к Русдорфу. А от ночного гонца добра не жди.

Уве забеспокоился, выпустил еще один зеленый шар и подкинул его повыше. Изумрудным светом озарились его грубоватое лицо, и дорога, и даже дальние холмы.

– Ого, молодой барон! – воскликнул Уве, издали узнав всадника.

Это действительно был Рейнмар.

– Вижу, вижу твой зеленый шарик, – сказал он, подъехав, но не сходя с коня. – Здравствуй, Уве. Я к тебе с плохой вестью.

– Цверги?

– Да. Так что собирайся.

– Одного Зеленого Меча, значит, маловато будет?

– Я не знаю. Но мне донесли – в пещерах Бервальда собирается целое войско. Они спугнули рудокопов, те вовремя успели убежать. Два поселка рудокопов снялись с места, тащатся на восток с женами, детьми и всеми пожитками. Хорошо, что они взяли с собой все припасы, иначе пришлось бы посылать им сухари и сало. Так вот, Бервальд… Туда мы и пойдем. И нужно взять с собой Эрну. Сдается мне, что бервальдские цверги не просто в поход собрались, а ждут там вольфкопов. Боюсь, не все вольфкопы от них отложились, и тут Эрнины листья будут весьма кстати.

– Я сейчас же иду за ней… – Уве задумался. – А кто же тогда останется охранять Русдорф?

– Да ты и будешь его охранять, чудак. Лучший способ охраны – встретить врага на дальних подступах и близко его не подпустить к твоему Русдорфу.

Эрна из-за кустов смотрела на Рейнмара. Они не виделись около года, за это время он не изменился, но от прежнего красавца-юноши мало что уцелело – золотые кудри пробила ранняя седина, по щекам пролегли длинные морщины. Но дивным образом Эрна любила его таким еще больше, чем в пору их общей юности.

– Сейчас же иду к Эрне, – сказал Уве. – А вы, барон, поезжайте к моему домишке. Наш осел поделится ячменем с вашим скакуном, а во дворе под навесом можно устроить на сене прекрасное ложе. Мать утром лепешки с тмином пекла, в печи преет к завтрашнему утру каша со шкварками. Скажите матушке, чтобы сразу же вас покормила и спать уложила. Я уж, когда вернусь, будить вас не стану.

– Каша со шкварками? Не пропадем! – воскликнул Рейнмар. – Утром я отправлюсь в Шимдорн, ты тоже с Эрной туда поезжай. Постарайся быть послезавтра к обеду.

– Слышала? – спросила Эрна Тийне. – Вот и кончилось это сватовство. Придется тебе возвращаться в Бемдорф. Бежим, к приходу Уве я должна быть дома.

Но никуда она не побежала, пока не проводила взглядом статного всадника. Край его тяжелого плаща справа светился зеленоватым сиянием.

– Не хочу я в Бемдорф, – ответила Тийне. Она тоже провожала взглядом – но не барона, а Уве.

– Лучше тебе вернуться самой. Иначе твоя матушка сообразит, где тебя искать, и пришлет за тобой батраков. Сраму будет и на весь Русдорф, и на весь Бемдорф.

На это Тийне ничего не ответила, а только провела рукой по дорогому ожерелью. Собираясь в Русдорф, она принарядилась и вытащила из материнской шкатулки лучшие украшения. И вот теперь сказала себе, что, кажется, поступила очень правильно.

* * *

Эрне следовало принять важное решение.

Уве объяснил ей, где находится Бервальд, и она поняла, что ехать придется в довольно безлюдные места, причем надолго. И что же там делать с косой?

Эрна, поскольку не вышла замуж, носила косу с яркой лентой, окручивая ее вокруг головы. Коса эта, честно говоря, была ее гордостью. Но расплести, расчесать и заплести ее Эрна сама не могла – требовалась помощь. В Русдорфе этим занималась Шварценелль, при путешествиях в Шимдорн Эрна платила женщинам, а вот как быть с волосами в Бервальде – она не знала.

Но и отказываться от опасного путешествия она не могла – Рейнмар позвал, тут и рассуждать нечего.

– Матушка Нелль, где у нас лежат большие ножницы? – спросила Эрна.

Ножницы эти требовались травнице, чтобы измельчать корешки и травы, собирая их потом в мешочки.

– На что тебе?

– Срежешь мне косу.

– Да ты ума лишилась! Такую косу!

– Я сама не рада. Но иначе нельзя. Иначе я в Бервальде буду – как лохматая болотная нечисть.

Обе они знали, что не водится на болотах ничего лохматого. Но когда русдорфские женщины принимались друг дружку пугать зеленой теткой, что живет в глубине торфяного озера и питается человечиной, Шварценелль не возражала. Пусть знают, что она добывает редкие болотные травы с риском для жизни, и пусть платят за них соответственно.

– Да уж… – проворчала Шварценелль. – Тут ты права. Но просто слов нет, как жалко такую знатную косу!

– Думаешь, мне не жалко? Режь!

С немалым трудом Шварценелль перепилила довольно тупыми ножницами великолепную косу, а потом другими ножницами поправила, как умела, прическу Эрны.

– Ты теперь на пажа похожа, – сказала она. – Надеть на тебя штаны – и можешь наниматься в Шимдорн пажом.

– Главное, что теперь я сама могу управиться с волосами, – ответила Эрна. – И помоги-ка мне собраться в дорогу.

Уве и Эрна поехали в Шимдорн на ослах. Конечно, в Русдорфе были и лошади, но, поскольку Уве не мог пахать землю и ездить за дровами, то и конь ему в хозяйстве не требовался. А Эрна взяла у Шварценелль ее старого осла – травница все еще уходила пешком на дальние болота, но в прочие путешествия пускалась только сидя в седле.

Ехали они молча, особо говорить было не о чем. Никаких подробностей о бервальдских цвергах они не знали – как оказалось, сам Рейнмар тоже мало что знал.

Вместе с ним отправился в поход старый слуга Имшиц, которого барон раньше брал с собой на охоту и очень уважал за умение состряпать обед чуть ли не из еловых шишек.

Эрна при встречах с Рейнмаром держалась суховато – полагала, именно так должны себя вести взрослые люди. А он тоже в любезностях не рассыпался.

– Вот карта, – сказал Рейнмар. – Вот тут Бервальд. Ехать, по моему соображению, дней семь или восемь.

– А Русдорф где? – спросила Эрна.

– Вот тут, где мельница нарисована.

– До Бервальда не меньше десяти дней, – заметил Уве. – Мы же на ослах, а это такая скотина…

Он имел в виду, что мелкую ослиную рысь еще не каждая задница выдержит, а ослиный галоп для всадника тяжкое испытание.

– Ничего, доберемся, – печально ответил Имшиц, который тоже собрался ехать на осле, а другого, с припасами, вел в поводу.

Как следует пообедав в Шимдорне, часовые Русдорфа, барон и его слуга двинулись в путь.

Уве, как многие мужчины, радовался предстоящему бою. Рейнмар тоже был по-своему доволен, что может покинуть Шимдорн и ненадолго забыть о хозяйственных хлопотах. Он-то и запел первым. Это была простая солдатская песня, которую он перенял у старого барона. Под такую песню хорошо шагать в строю, выкрикивая: «Хей, хей, не жалей! Хей, хей, гадов бей!» Пел Рейнмар негромко, для собственного удовольствия, но, когда к нему присоединился Уве, песня загремела на все окрестности.