– Хейя, хей! Хейя, хей! Вперед, за славой, веселей! – голосили они почти что в лад.

Голос у Уве был сильный, звучный, и Эрна радовалась тому, что боевой товарищ наконец-то дал голосу волю. Кончилось тем, что старый Имшиц тоже стал подпевать, а потом завел старую походную песню, которой никто не знал, песню о солдате, которого на ночь пустила к себе молодка.

– А она мне говорит: у меня живот болит! А я ей говорю: беги на двор, беги на двор! – скрипучим голоском исполнял Имшиц, и бесконечная эта песня, в которой у молодки болели все части тела, кончилась самым непотребным образом:

– А она мне говорит: промеж ног у меня болит! А я ей говорю: а вот и врач, а вот и врач!

Песня Уве понравилась, и он решил заучить ее с голоса. Так что ехали к Бервальду даже весело.

Эрна не любила срамных песен, и ей казалось странным, что Рейнмар пел такие глупости с большим удовольствием. Она даже подумала: это не тот юнкер Рейнмар, которого она полюбила. Тот был тонкий, изящный, горестный мальчик, такой красивый, что глаз не отвести. Этот – плечистый мужчина, не такой здоровенный, как Уве, но и тоненьким его не назовешь, и лицо у него, хоть и правильное, но уже не прекрасное, и золотой отблеск в светлых волосах тоже пропал навеки. Но она была счастлива, что едет рядом с этим мужчиной и слышит его голос. Она продолжала любить, только любовь стала иной – не восторженной, скорее уж такой, как у жены к мужу. И она знала, что будет любить барона Рейнмара еще долго, хотя слова «вечно» побаивалась – старая Шварценелль, умевшая заглядывать в будущее, предупредила, что всякое может случиться.

Погода стояла теплая, и можно было ночевать в лесу, всего лишь завернувшись в одеяла. Первый же ночлег озадачил путников: у них не было с собой деревянного ведра для воды, чтобы Уве при необходимости отправлял туда свой зеленый огненный шар. Было кожаное – поить скотину, но оно мягкое, на землю не поставишь. В первую ночь это ведро подвесили у изголовья на суку, а потом в ближайшей деревне купили более подходящее.

– Если поймете, что цверги где-то рядом, уходите в Шимдорн, – сказал жителям Рейнмар. – Туда они не сунутся.

Дело было не только в давних событиях, когда цверги сперва захватили Шимдорн, а потом были оттуда с позором изгнаны, потеряв множество бойцов. Старый барон велел привезти камней и завалить пещеру под замком, прорытый цвергами ход под рекой и всякое пространство, где они могли бы угнездиться. А цверги хорошо умеют рыть когтистыми лапами землю, возиться с камнями они не любят и не будут.

Рейнмару доводилось бывать в Бервальде, еще старый барон брал его с собой на охоту. Когда пещерные медведи теряли совесть и принимались нападать на стада, которые пастухи выгоняли на горные луга, и даже на самих пастухов, бервальдские бароны бросали клич, и к ним съезжались бывалые охотники даже из горной Артеи, а из равнинной Артеи князья присылали молодежь – пусть учится!

Покрытые лесом крутые склоны были очень удобны для того, чтобы под ними в пещерах засели цверги – поди эту нечисть оттуда выкури. Да и вольфкопам в таком лесу было бы раздолье – дичи и съедобных корешков хватало.

Как раз о вольфкопах и вели неспешную беседу Рейнмар, Уве и Эрна.

Раз уж их угораздило стать хозяевами Зеленого Меча, зеленого огня и летучих листьев, то они собирали сведения, которые относились к цвергам и к вольфкопам – врага нужно изучить как можно лучше.

– Говорят, королеву цверги уже не на носилках выносят, а несут ее на плечах два больших вольфкопа, – рассказывал Рейнмар. – И впереди цверги гонят не стадо вольфкопов, а полдюжины, не более, да и те не очень-то хотят сражаться.

– Когда Эрна впервые напустила на вольфкопов свои зеленые листья, я сам видел, они просто убежали. И как после этого цверги их возвращали – никто не знает. Когда мы с Эрной чуть ли не штурмом брали Шимдорн, повторилось то же самое – вольфкопы убежали, даже не стали дожидаться зеленого огня. Но далеко ли они убежали? – спросил Уве.

– Меня другое беспокоит – мы не знаем, куда подевались прочие вольфкопы. Тех, кто под листья попал, не более сотни. Допустим, от листьев у них разум проснулся. Но это – всего сотня, что с прочими? Их стало меньше, а как это понимать? И не готовят ли цверги какую-то пакость?

На этот вопрос Рейнмара ответа, понятное дело, ни у кого не было. И главное, что всем пришло на ум: цверги собирают в Бервальде войско и до поры берегут вольфкопов. Ничего хорошего в этой мысли не было…

Эрна не вмешивалась в мужской разговор без особой нужды, она просто была счастлива – насколько может быть счастлива девушка, которой всего-то надо – видеть любимого, ехать по дороге с ним рядом, слышать его голос. Да, в душе она была все той же девушкой, которая раз и навсегда полюбила юнкера Рейнмара. О своих морщинках Эрна не знала просто потому, что в доме Шварценелль не было зеркала, да и вообще по части зеркал Русдорф был бедноват.

Чем ближе был Бервальд, тем мрачнее делались мужчины. Они миновали опустевшую деревеньку, жители которой убежали, поняв, что могут напасть цверги. Там-то они и перестали петь солдатские песни. Наконец уже у самого подножия Бервальдских гор Рейнмар приказал Имшицу возвращаться в Шимдорн.

– Если будет бой, ты станешь обузой, – прямо сказал он. – А стряпать будет Эрна. Уж как-нибудь одной рукой принесет воды из ручья и насыплет крупы в котелок. Будешь?

– Да.

Имшиц повздыхал, поворчал и собрался в дорогу. Все, что мог, из посуды и припасов он оставил хозяину, себе взял немного денег и мешочек с сухарями. Чтобы добраться до ближайшей деревни, этого бы хватило. И он уехал, а Рейнмар велел располагаться на ночлег, кормить скотину и искать ручей. Нужно было учиться жить без Имшица.

– Ну, на душе полегчало, – Рейнмар даже улыбнулся. – Жаль было бы старика, если бы что-то случилось.

– Хороший старик, душевный, – согласился Уве. – Но как ваша милость будет одной кашей питаться?

– Точно так же, как и ты. Это – война, Уве, а на войне скажи спасибо, что хоть сухари есть.

Уве задрал голову.

– Высоконько же тут, – сказал он. – Даже не понять, где тут входы в пещеры.

– И я этого пока не понимаю. Но они есть. Вон там их точно нет, – Рейнмар показал на осыпь. – Встанешь на такие мелкие камушки – и поедешь вниз, пока милосердный пень тебя не остановит. Где-то должны быть тропы…

– Должны, – согласился Уве. – Осталось поймать хоть одного бортника.

Он знал, что местные жители промышляют бортничеством и сами цепляют к высоким соснам ульи для диких пчел; часть ульев, конечно, разоряют пещерные медведи, но оставшихся хватает, чтобы сделать зимние запасы и даже оставить немного на продажу; дикий бервальдский мед считается целебным, и его берут за хорошую цену.

– Вот любопытно, едят ли цверги мед, – пробормотал Рейнмар. – С их когтистыми лапами, наверно, удобно взбираться на деревья.

– А шкуры у них такие, что ни одна пчела не прокусит, – заметил Уве. – Что ты, Эрна?