теперь ни на какие посиделки одну не отпускает. И молотом по колокольцам бьет без промаху.

Янус со зла аж зубами скрипнул. И негромко проговорил:

— Только этого нам не хватало. Слышь, Гермес, а ты не охх...

— А ну-ка руки прочь от чужого подопечного! — подал голос Та’ки, расталкивая всадников и упорно пробираясь в передние ряды партера нашего импровизированного театра. — Мой Даня! И вообще мы сейчас не бухать, а сражаться идем!..

— Ну так это... пердикулером пердикулюй, куда те надо, — икнул Дионис. — Я тебе че, сражаться мешаю?

— Да ты вообще... — тут мой наставник тоже икнул. — Ты солнце мне закрываешь, верховный алкоголик всея олимпийской деревни...

Дионис отстал от меня и обернулся к панде, скалясь во все свое лицо, круглое и масляное, как блин.

— Ага, сказал мне пожиратель дурмана! Ты че такой борзый, косолапый? Янус наступил на лапу? — ляпнул он и довольно заржал над собственной рифмой, которая явно показалась ему блестяще остроумной.

— Так дело в том, что я тоже должен идти, — уверенно, но по возможности выдерживая дружелюбный тон сказал я. — Божественный заказ ведь.

— Да какой... этот... еще божественный заказ? Вот тебе божественный заказ — поляну нам организуй, чтоб земля гудела?

— Не, брат, там все серьезно. От отца заказ пришел, на монстра, — сказал Гермес.

— Вот что за бог твой папаша, а? — обернулся к Гермесу Дионис, меняясь в лице. Теперь оно было злобным, как у алкоголика, у которого отняли бутылку. — Вот не может он жить весело, и другим не дает! Какие монстры, когда тут такой талант пропадает?..

Тут наш медведь, наконец, добрался до богов и поднялся на задние лапы, чтобы выглядеть больше и солидней.

— С дороги отойдите? — проговорил он, сверкая глазами. — У нас — дело!

— Слушай, шаман, ну ты че? — опять заулыбался Дионис. — Ты меня уважаешь? Хорош щитомордиться, давай перетрем!

— Чего перетрем? — уже добрее отозвался медведь.

— А все, че надо — то и тереть будем! — заржал Дионис. — Куда там твоим подопечным надо?

— В оливковую рощу возле Синей горы.

— Это сколько по-вашенски туда тыгыдыкать? Месяц? День? Я как-то не очень силен в вычислениях.

— Неделю.

— Ну и отлично! Вот тебе деловое предложение! Это... ты нам Даню одолжишь для поляны, а мы вам с утра портальчик нарисуем. А, медведь? Мы же смогем, Гермес?

— Еще как! — отозвался вестник богов.

Та’ки заинтересованно дернул ухом.

— Портал, говоришь?

— Да, аккуратненький такой, метров на тридцать шириной. Чтоб не протискиваться, как в девку, а въехать со всем скарбом. А? Как тебе такое? Только поляна чтоб на всю ночь, как положено, без обмана. Ну ты че, медведь? Я вон уже весь протрезвел, пока с тобой договаривался!

— Согласен, Даня ваш, — без колебаний согласился мой наставник.

Я вздохнул.

И ведь хоть бы одна падла спросила у меня хотя бы для виду, хочу я барным краном всю ночь работать, или нет?

— Распрягай! — пронесся над нашим воинством клич Януса.

Глава 17. Змей — прародитель, Даня-напоитель и креативщик Дионис

Когда наконец наступило утро, у меня уже рука с трудом поднималась. Но даже будучи аккуратно положенной на коленку, она непроизвольно дергалась, воспроизводя очертания конструкта «бухалова».

Вот ведь жесть.

Всех остальных наших парней Янус загнал спать уже после второго стакана. Кроме Та’ки, само собой — тот, видимо, намеревался контролировать процесс эксплуатации меня и потому первую половину ночи бдел и с дотошностью проверяющего дегустировал качество выдаваемого мной продукта. Но потом свалился и уснул, как младенец — если, конечно, не учитывать храп и перегар. Все остальные мои соратники тоже преспокойненько дрыхли, утрамбовавшись в крытых телегах под медвежьими шкурами.

А я — как после смены на рудниках.

Голова квадратная, спать охота, все тело ломит, да еще временами звездочки перед глазами вспыхивают. Похоже, кто-то среди ночных гостей пополнил еще один мой слот, отчего я сам ощущал себя пьяным, хотя за всю вечеринку выпил лишь пару склянок вискаря для сугреву.

Тем временем на посветлевшем небе все ярче разгоралось тревожное красно-рыжее марево зари. Поднявшийся ветер качал голые ветви деревьев и пересыпал по земле колючий рыхлый снег.

И все это — на фоне пасторального блеяния голодных овец.

«Бе-ееее!» «Бе-еее!»

А на забеленной поляне, как павшие воины после великого побоища, валялись перепившие боги. И тот факт, что большинство из них были полуголыми, усиливал драматическое ощущение их «мертвости».

Гермес ходил промеж них, и, трагически вскидывая руки в отчаянье называл их по именам...

— Эй, сестрица Афродита! Вставай!.. Да что ж это такое. Гефест, паскуда, ну хоть ты?.. Вакх?..

Тут он остановился неподалеку от меня, глядя на здоровенного, чуть ли не трехметрового чувака в длинном сером балахоне, из-под капюшона которого доносился громкий храп. Трехэтажное выругался и как-то испуганно обернулся на Диониса.

— Слышь, а когда это мы Харона сюда позвать успели?.. — проговорил он.

— Так эт ж ты начал — хочу приличной музыки, подайте мне Орфея! — передразнивая Гермеса и подражая его голосу, ответил Дионис. — Вот тебе и достали Орфея! Вместе с извозчиком...

— Это что же... Он бросил свой пост? И для верующих покойников всю ночь транспортное сообщение с вотчиной Аида было закрыто?..

— Не закрыто, а приостановлено на время реставрации нервной системы сообщателя, — важно заявил Дионис. — Да ладно, ты че так напрягся? Подумаешь, отдохнул разок мужик — тоже мне проблема. Ты глянь на него — вон, сгорел весь на работе. Кожа да кости!

— Дионис, вообще-то Харон — скелет, — заметил Гермес, как-то сразу протрезвев. — Само собой, что он — кожа да кости.

— Да?.. — искренне удивился винодел. — А бухал, как дважды живой!

— А то ты не знал!

— Да я как бы это... Под балахон-то к нему не заглядывал. Че я там забыл?..

— Короче, если Аид прознает, нас с тобой к нему посменщиками определят! — понизив голос, сказал Гермес. — Так что давай его вернем по-быстрому, откуда взяли.

— А ничо, что он абсолютный невменос?.. — озадаченно спросил Дионис.

— Слушай, там заблудиться невозможно — река прямая, в одну сторону — по течению, в другую