Для соавторов Питера, разумеется, появиться в качестве одного из авторов на альбоме KISS — это выгодное дельце, посему Питер постоянно пропихивал идеи своих дружков и поднимал хай, если кто-то говорил, что материал пока что не очень. Всю свою эмоциональную энергию Питер расходовал на то, чтобы утвердить свое место в иерархии группы, будучи не в состоянии честно оценить качество того материала, который он предлагает.

Эйс уже превратился в собственную тень. Когда-то он был искрой, из которой вот-вот возгорится пламя. Он обладал талантом и мог бы стать тем, кем себя считал. Потенциала его хватило бы, чтобы стать вообще одним из самых великих. Но бухло, валиум, кокс и все, что он там еще принимал, делали его ни для чего не пригодным почти все время. Мы молились, чтобы он успел сыграть соло, пока не отключится.

Он уже не был смешным и забавным — ни в каком смысле. Пытаясь рассказать анекдот, он вдруг затыкался и спрашивал: «Как это там?..»

Подчас эта ситуация меня откровенно выбешивала. Я рвал жопу за группу, а эти двое ставили на карту мое будущее из-за своих закидонов. Но поскольку ухудшение наступало постепенно, стадиями, то оказывалось, что я принимаю и мирюсь с теми вещами, которые сразу никогда бы не принял. Это как с деревом: резко пригни к земле — сломается, дави постепенно — ляжет и будет лежать. Просто вопрос времени. Вот я и был этим деревом.

У нас группового сознания уже почти не существовало. Трое других ребят вращались в своих кругах, а в своих кругах каждому из нас твердили, какие мы великие. Питер с Эйсом, наслушавшись дружков-подхалимов и начитавшись всяких журналистов, уверовали в то, что они — виртуозы мирового класса, хотя море факторов доказывало обратное. Когда мы пытались что-то объяснить Питеру про его материал, он говорил что-то вроде: «Ты не хочешь, чтоб это я делал, потому что я написал самую успешную песню», или: «Ты не хочешь, чтоб эту песню я сделал, потому что я самый лучший певец». Еще он постоянно обвинял меня в том, что я не «расплатился по долгам», — то есть моя вина в том, что в отличие от него до KISS я не провел десяток лет в группах, которые ничего не добились.

И Питер, и Эйс постоянно находились в разобранном состоянии. Я вообще-то видел многих наркоманов, которые вполне себе нормально работали. Тот же Боб Эзрин, когда мы записывали Destroyer, вынюхивал дороги кокса и посасывал коньяк Rémy Martin, но высокое качество его работы никогда не снижалось. Билл Окоин, Нил Богарт и практически весь персонал лейбла Casablanca ходили по тонкому краю, употребляя огромное количество наркотиков. Наркотики и алкоголь — как «феррари»: ты все держишь под контролем, но через долю секунды машину с тобой обернуло вокруг телеграфного столба. То, что контроль потерян, ты понимаешь слишком поздно, когда все уже случилось. Я надеялся, что Билл сумеет спасти Питера и Эйса. Глупая надежда: Билл и себя-то спасти не мог.

Если мы с Джином пытались как-то разрулить неприятные некрасивые ситуации и уговаривали коллег: дескать, мужики, ну это ж наркота в вас болтает, Питер и Эйс обычно настаивали: «Нет, нет, я именно это и имею в виду». Наркотики только усилили неуверенность Питера: теперь уже весь мир был против него. Однажды в студии он по какому-то поводу взорвался так, что разбил об стену мою двенадцатиструнную гитару. Оглушительная тишина в студии.

Однажды в очередном споре Джин не выдержал: «Питер, ну ты ж дурак неграмотный, читать не умеешь, говоришь черт-те как, школу не закончил даже!» На что Питер ответил:

— Ага, точно. Но играю я в той же группе, что и ты.

И вот по сей день эта фраза — самое умное, что я когда-либо слышал от Питера.

Однажды в начале 1977 года в Техасе в лобби отеля, где мы остановились, собралась группа участников некой библейской конференции. Стараясь быть добрым, великодушным и христианским, один из них подошел ко мне и сказал: «Я буду за вас молиться».

«А как вы смеете вообще такое делать? — ответил я. — С чего вы взяли, что должны молиться за меня?»

И как бы они меня ни осуждали, но приникли к двери моего номера, слушая, как сей посланник Сатаны освобождает пылающую от желания местную деву от одежд и запретов.

Теперь, когда мы переместились на стадионы, мы стали видеть людей с крестами и транспарантами. Меня это изумляло. Эти люди цитировали Библию и называли нашу музыку сатанинской.

Это вы о нас так?

Сперва я смеялся в знак протеста. Насколько я понимал, они сами очень заняты наблюдением за своей паствой. Это полностью подтвердилось, когда начались скандалы с Джимми Суэггартом, Джимом Беккером и другими. Я находил забавным, что если уж телепроповедника и искушает дьявол, то делает он сие непременно в отеле с помощью проститутки.

Тот, за кем надо следить, — это тот, кто тыкает пальцем.

Еще я понял, что все эти протесты — циничный способ самопиара. Они нас использовали как эдакую площадку для того, чтобы получить местную — а позднее и на всю страну — скандальную славу. Что, конечно, только подтверждало тот факт, что мы — самый настоящий феномен.

Мы уже так знамениты и успешны, что любой идиот захочет на наш концерт притащить крест?

Каждому, когда ты успешен, хочется, мне кажется.

Позже я решил давать им отпор. Иногда мне казалось, что Джин слишком уж подливает масла в огонь. Я не всегда считал, что так делать прилично, я не соглашался с тем, что любая реакция прессы на пользу. Искать антагонизм с этими людьми — не решение. Я не хотел обращаться к ним лично или придавать им ту важность, которой они добиваются, но я хотел просто перестать играть в эту игру. Я просто хотел сказать, что все обвинения в наш адрес — ложны: мы не рыцари на службе Сатаны, не дьяволопоклонники, и вообще ни с чем таким никак не связаны.

Да, конечно, басист нашей группы плевался кровью, дышал огнем и называл себя «воплощением зла», но ведь и в кино вы видите парня, который хочет высосать вашу кровь, и другого, которого сумасшедший ученый оживляет разрядами электричества. Если они видели по телевизору парня, у которого лицо разрисовано белым и черным гримом, края лба выбриты, и они думали, что он реален и что он говорит правду про себя как воплощение зла, то это они сумасшедшие, не мы. Эти люди что, думали, что мы в таком обличии гуляем целый день? Может, для них актер, сыгравший Бэтмена, и есть Бэтмен?

По-моему, KISS вообще не выступали против чего-либо. Ни против религии, ни против политики. Смысл группы KISS вообще не в бунте. Мы не призывали людей все ломать и нарушать правила. Мы говорили: стань тем, кем хочешь стать. Весь смысл в том, чтобы расширять свои права и возможности. Смысл в празднике. Как я понимал, дело не в том, чтобы бороться с системой, а в том, чтобы выбрать свою тропинку и верить в себя. Настоящий, крайний бунт не в том, чтобы бороться против системы, а в том, чтобы перехитрить ее и жить на полную катушку. И то, что для меня лично представляла эта группа, она могла представлять — я в этом был уверен — и для других людей, для наших поклонников. Возможно, поэтому наша аудитория была такой улыбчивой. Мы же пели о том, как прекрасна жизнь и сколь многого можно добиться, если веришь в себя. Вопреки тому, что говорили эти религиозные протестующие, KISS — это сплошной позитив.