– Браво, Лелли, – спокойно сказал Шоу. – Вы были просто великолепны. И всех нас привели в чувство. – Он слегка поклонился ей, очень изящно и вежливо, потом отошел и остановился рядом с Шарлоттой.

Юлейлия снова сильно покраснела. Теперь, это было очевидно, от удовольствия, но так резко и явно для нее непривычно, что было больно на это смотреть.

– Нет, погодите… – протестующим тоном произнес Клитридж. Никто не понял, что он хотел сказать дальше, да он и сам, видимо, этого не знал. Но его перебил Шоу:

– Вы заставляете меня думать, что мы вновь оказались в детской. Вероятно, нам всем там самое место.

Он посмотрел на Далгетти и Паскоу. На его лице было насмешливое выражение, а вовсе не злость. Даже если он был недоволен тем, что только что произошло на поминальном обеде в честь Клеменси, это было незаметно. По сути дела, подумалось Шарлотте, это хоть немного отвлекло его от горя, от болезненного восприятия реальности. И сейчас он выглядел так, словно вознамерился продолжить эту ссору и еще более ухудшить ситуацию.

– Мне представляется, что мы давно уже выросли из всего этого, – резко сказала она, беря Шоу за руку. – Вам так не кажется, доктор Шоу? Склоки и перебранки – неплохое развлечение временами, но это занятие лишь для того, чтобы лишний раз потешить собственное самолюбие. А здесь совсем неподходящее для этого место. Нам всем следует быть достаточно взрослыми, чтобы помнить о чувствах других, а не только о себе. Надеюсь, вы с этим согласны? – Она совсем не была в этом уверена, но отнюдь не собиралась давать ему возможность сказать «нет». – Вы уже говорили мне о великолепной оранжерее сестер Уорлингэм, и я видела эти лилии на столе. Может быть, вы окажете любезность и покажете мне теперь эту оранжерею?

– С огромным удовольствием, – с энтузиазмом отозвался Шоу. – Другого занятии я все равно не могу себе сейчас придумать.

Он взял ее руку и положил поверх своей, потом повел ее через всю комнату, к двери в противоположной стене. Шарлотта лишь один раз оглянулась и увидела выражение ярости и неудовольствия на лице Лелли Клитридж, настолько заметное, что оно так и застряло у нее в памяти на весь оставшийся день. Оно все еще здорово досаждало ей, когда Шарлотта вернулась домой, в Блумсбери, и дала Томасу полный отчет обо всех событиях этого дня и о своих впечатлениях от них.

Питт проснулся в середине ночи, услышав громкий повторяющийся стук. Едва выбравшись из запутанных снов, он с трудом сообразил, что стучат в парадную дверь. Томас вылез из постели, услышав, что Шарлотта зашевелилась рядом.

– Стучат в дверь, – пробормотал он, протягивая руку к одежде.

Не было никаких оснований надеяться, что это просто кто-то явился к нему с какой-то информацией, которую можно выслушать и снова отправиться спать. Тот, кто стучался столь сильно и непрерывно, явно хотел его куда-то увести. Томас натянул брюки и носки; ботинки остались сушиться перед кухонной плитой. Потом он попытался запихнуть в штаны рубашку, но не справился с этим, потопал вниз, зажег газовую лампу в холле и отпер входную дверь.

От промозглого холода улицы его тут же затрясло, но это было не слишком значительное неудобство по сравнению с видом Мёрдо, его пепельно-бледным лицом и сигнальным фонарем в его руке, который отбрасывал желтоватый свет на камни мостовой и чуть рассеивал туман вокруг. И еще он высвечивал темный силуэт кеба, ожидающего у тротуара, влажные бока запряженной в него лошади и кебмена, закутанного в плащ.

Питт не успел ничего сказать, когда Мёрдо выпалил хриплым голосом:

– Опять пожар! – Констебль забыл добавить «сэр». Он сейчас выглядел очень юным, веснушки были отчетливо видны на его бледной коже. – Дом Эймоса Линдси горит.

– Сильно горит? – спросил Питт, хотя уже все понял.

– Ужасно! – Мёрдо с трудом пытался говорить спокойно. – Никогда ничего подобного не видел – жар чувствуется в ста ярдах, еще на дороге. Смотреть – глаза режет. Боже, как такое можно устроить?!

– Заходите, – быстро сказал Томас. Ночной воздух был очень холоден.

Мёрдо заколебался.

– У меня ботинки в кухне. – Инспектор повернулся и оставил его самому принимать решение. Потом услышал, как щелкнул замок, и Мёрдо на цыпочках прошел следом за ним.

В кухне Питт зажег газ, сел на стул с жесткой спинкой, натянул ботинки и туго их зашнуровал. Мёрдо дошел до плиты и остановился, наслаждаясь исходящим от нее теплом. Его взгляд скользнул по чисто вымытому дереву, по фарфору, сверкающему в шкафу; он уловил запах выстиранного белья, сохнущего на решетке, закрепленной под потолком над его головой. Черты его юного лица невольно немного разгладились.

В дверях появилась Шарлотта в своем домашнем халате. Ее босые ноги не издавали никаких звуков, неслышно ступая по линолеуму.

Питт слабо ей улыбнулся.

– Что стряслось? – спросила она, глянув на Мёрдо, потом снова на мужа.

– Пожар, – односложно ответил Томас.

– Где?

– У Эймоса Линдси. Иди спать, – мягко сказал он. – Простудишься.

Шарлотта стояла с побледневшим лицом. Ее волосы казались темными на плечах и медно-рыжими там, куда падал свет газовой лампы.

– Кто был в доме? – спросила она у Мёрдо.

– Не знаю, мадам. Мы еще ничего не знаем. Ребята пытались вывести слуг, но там такой жар, что волосы вспыхивают… – Он замолк, осознав, что говорит это женщине и что этого вообще не следовало говорить.

– Что-что? – переспросила она.

Констебль выглядел совершенно несчастным и виноватым, так ему было неудобно за свою оплошность. Он посмотрел на Питта, который уже был готов к выходу.

– Брови, мадам, – ответил он жалким голосом, и она поняла, что он слишком шокирован, чтобы прикрываться экивоками.

Томас быстро поцеловал Шарлотту в щеку и подтолкнул к выходу из кухни.

– Иди спать, – повторил он. – Торчать тут и простужаться – от этого никому проку не будет.

– А ты не мог бы мне сообщить… – Тут она поняла, чего просит. Отрядить кого-то, чтобы просто что-то ей сообщить, чтобы просто ее успокоить, унять ее страхи или подтвердить их, когда нужно заниматься совсем другими, срочными делами, было бы бессмысленной тратой времени и сил, а ведь там могут быть раненые и обожженные люди, а то и потерявшие близких, и им требуется помощь. – Извини.

Питт улыбнулся, тут же поняв ее, потом повернулся и вышел вместе с Мёрдо и плотно прикрыл за собой парадную дверь.

– Что известно насчет Шоу? – спросил он, как только они влезли в кеб и тут же поехали. Не было, видимо, никакой необходимости говорить кебмену, куда ехать. Через минуту лошадь сменила рысь на легкий галоп, и ее копыта быстро застучали по камням мостовой, а кеб начало мотать из стороны в сторону, и их теперь здорово бросало от одной его стенки к другой, а еще и друг на друга.